Александр Рудазов - Сын Архидемона. (Тетралогия)

Но все остальное я слопал — от бутербродов с любительской колбасой до лапши быстрого приготовления. Кипятка взять негде было, так что пришлось проглотить как есть. В процессе еды я сделал еще одно открытие насчет себя — вкуса я тоже не ощущал. Если бы я закрыл глаза, то и вовсе не догадался бы, что ем — хрустит что-то на зубах, а что именно — непонятно. Конечно, этих ученых можно понять — чувство вкуса мне в работе уж точно не пригодится, а значит, и нечего меня баловать. Но ведь обидно! Лишили еще одного удовольствия…

Из чувства противоречия я съел и пельмени. Раз уж мне все равно, что поглощать, так пусть и они тоже отправляются в общий котел. Пришлось, правда, закрыть глаза — видеть я их по-прежнему не мог. Никаких неприятных ощущений не последовало. Кстати, глаза мне пришлось прикрывать руками — век для меня тоже не предусмотрели. От пыли глаза защищены, и ладно, а на мои удобства им всем начхать. Хорошо еще, что рук целых шесть…

Набивая свой желудок, я время от времени посматривал на очередные трупы, на которые наткнулся в этой комнате. Один из них, совсем молодой парень, выглядел так, как будто его долго массажировали морковной теркой. Пожилая дама, лежащая поблизости, напоминала Гуимплена — рот разрезан почти до позвоночника. Ничего — аппетит не испортили.

В следующей лаборатории я увидел еще один бак, похожий на мой собственный. Только чуть поменьше и не такой грязный. Что интересно, он был аккуратно открыт, а рядом стояла небольшая лесенка. А на лесенке висел очередной труп — ему кто-то размозжил голову об этот же бак. Присмотревшись, я понял, что сделать такое можно было только сверху. Следовательно, неизвестный убийца как раз из этого бака и вылез.

Я хотел поподробнее изучить эту «родильную палату», но мой сверхчувствительный слух неожиданно засек слабый звук, доносящийся из соседней палаты. Стон. Человеческий стон. Конечно, я тут же все бросил и понесся к неожиданно обнаружившейся живой душе.

Кабинет по соседству, скорее всего, был чем-то вроде комнаты отдыха — мягкая мебель, цветы, даже телевизор. И еще компьютер, но тоже сломанный. Как и все остальные компьютеры, найденные мной.

Но эти мелочи я отметил только краешком глаза — в первую очередь меня привлек предмет, лежащий на одном из диванов. Живой человек. Первый живой человек, увиденный с тех пор, как я родился. С первого взгляда я понял, что времени у меня мало — жить ему оставалось недолго.

Мужчина лет пятидесяти, с атлетической фигурой, на голове заметна седина, но не слишком много. По-видимому, обладает железным здоровьем и только этим обязан тому факту, что все еще жив. Потому что у него отрезаны обе ноги в верхней части бедер.

То, что он до сих пор еще не истек кровью, было на-стояшим чудом. Разумеется, он кое-как перевязал себя, воспользовавшись отныне ненужными штанинами, но помогало это слабо. «Профессор Барсуков», прочел я на карточке.

Я двигался совершенно бесшумно, и в первый момент он меня не заметил. Но уже в следующий до него дошло, что в его палату явились непрошеные посетители, и глаза изувеченного испуганно выпучились. Интересно, с чего бы вдруг…

— О нет… — расслышал я его шепот. — Еще и этот…

— Я могу вам чем-то помочь? — вежливо спросил я. Прозвучало это суховато, но исключительно из-за тембра моего голоса.

— Как?! Ты говоришь?! — обрадовался профессор. — Ты можешь говорить?! Так ты все-таки получился удачным!… Хоть какое-то утешение…

— Рад за вас, Станислав Константинович.

— А откуда ты знаешь… ах да, конечно, карточка… Ты себя хорошо чувствуешь? — неожиданно забеспокоился Барсуков. Прозвучало это очень смешно — он-то уж точно чувствовал себя хуже некуда.

— Просто прекрасно. Что здесь случилось?

— Это все Палач… — виновато пробормотал профессор. — Я с самого начала подозревал, что с ним что-то не так, но такого…

— Палач? Кто это такой?

— Эксперимент, как и ты… — криво усмехнулся Барсуков. — Только не такой удачный. Вас создавали параллельно, почти по соседству…

— Я знаю. Я нашел его бак.

— Репликатор. Эти приборы называются матричными репликаторами. Мы выращивали в них… искусственных существ.

— Монстров, вы хотите сказать? Повторяю вопрос — что за Палач?

— Говорю же, эксперимент! — начал раздражаться профессор. — Мы пытались создать существо, способное проникать сквозь материальные объекты… Над проектом «Палач» работали почти семнадцать лет, и позавчера его наконец-то закончили… Кто же мог подумать, что все так обернется…

— Проникать сквозь… вы хотите сказать, проходить сквозь стены, Станислав Константинович? Разве такое возможно?

— Отчасти да, — кивнул профессор. — Если его здесь нет, а двери по-прежнему закрыты, значит, у нас все получилось — наш сектор полностью герметичен, Палач не смог бы выбраться отсюда без этой способности.

— А много на вашей базе таких секторов?

— Таких, как наш? Шестнадцать. Наш работал над тремя проектами — «Палач», «Живой Нож», и «ЯЦХЕН».

— Вот кстати, Станислав Константинович, может быть, вы удовлетворите мое любопытство — как расшифровывается ЯЦХЕН?

— Ямщиков, Цвигель, Хитров, Евсеев, Надеждин, — слабо улыбнулся Барсуков, — Первые буквы фамилий тех, кто тебя сконструировал, в порядке старшинства…

— Я должен был догадаться. А что я вообще такое? Я прочел лабораторные записи, но понял не так уж много…-

— Ты и читать умеешь? — искренне удивился профессор и застонал. — Вот это и вправду сюрприз… Как жаль, что я не дожил до твоего пробуждения…

— Вообще-то дожили, но вы правы — жить вам осталось недолго, — безжалостно подтвердил я. — И пока вы еще живы, принесите хоть какую-то пользу — поделитесь знаниями.

— Я не так уж много знаю о тебе, — печально вздохнул Барсуков, — Я в основном занимался Палачом…

— А все-таки?

— Ты — биооружие. Для диверсий и заказных убийств. Тебя заказала внешняя разведка, какие-то там спецслужбы… не знаю точно, я никогда этим не интересовался. В тот год у них сменилось руководство, и новый начальник заказал нам сразу четырех… существ. «Живой Нож», «ЯЦХЕН», «Палач» и… и еще один. Проект номер шестнадцать, самый секретный из всех. Ему выделили целый сектор, о нем я вообще ничего не знаю, даже названия…

— А кем я был раньше? — перебил я его.

— То есть как? — удивился профессор, — Раньше ты никем не был — клеточной массой в чане, вот и все… Ты родился здесь, в нашем репликаторе.

— Я имею в виду — кому принадлежал этот мозг? — Я для пущей убедительности коснулся затылка. — Кем я был, когда был человеком?