Андрей Завадский - Путь

Боцман дотянулся до кувшина, хорошенько тряхнув его и с сожалением поставив обратно. В сосуде не осталось даже капли пива, а в глотке Клагорна к этому времени уже пересохло.

  - Красавица, - собеседник моряка, по-своему растолковав его жест, махнул рукой, подзывая одну из служанок, так и порхавших по таверне, лавируя меж столов, точно корабли, зашедшие в шхеры. - Красавица, будь добра, еще пива. Да смотри, чтобы не было разбавленным, - напутствовал он девицу.

Здесь привыкли быть расторопными, зная, что моряк, впервые за много недель ощутивший под ногами земную твердь и почуявший горьковатый запах пива не скупится на звонкую монету. А потому пузатый кувшин, полный темного пива, появился спустя пару минут, и приятель моряка, ценивший такую расторопность, сопроводил благодарность парой медных монет, которые служанка мгновенно спрятала в складках пышной юбки.

  - Так что же Зоакр, - напомнил чужеземец, коснувшись плеча жадно приложившегося к кувшину Клагора, у которого в этот миг был вид человека, не пившего целую неделю. - Он, выходит, тоже стал несчастной жертвой беспощадных морских разбойников? Надо думать, корабль его исчез, ибо его путь пересекся с курсом того, кто оказался смелее и удачливее?

Боцман вдруг понял, что подзабыл имя своего щедрого приятеля, заказывавшего уже второй кувшин пива, а также понятия не имеет, из каких краев тот явился, и чем зарабатывал себе на хлеб. Причем, кажется, зарабатывал хорошо, иначе вряд ли стал бы так беззаботно сорить серебром, угощая первого встречного.

Судя по манерам, по тому, как витиевато и напыщенно разговаривал этот человек, он точно был не простым приказчиком на службе какого-нибудь купца, и уже тем более не был моряком, ибо у тех на одно понятное слово приходится не менее трех бранных. Клагорн хотел, было, переспросить нежданного собутыльника, но тот снова задал вопрос, в котором прозвучал так льстивший рассказчику интерес и волнение, точно это была самая захватывающая история, какую он только слышал. И боцман, забыв о собственных сомнениях, принялся объяснять, что и как было, чувствуя, что уже не остановится, прежде, чем не выложит все, что знал.

Вдохновенно сверкая глазами, плешивый боцман говорил взахлеб, подбадриваемый восторженными, а порой и откровенно испуганными возгласами своего приятеля, лишь изредка задававшего вопросы. И, разумеется, видарец не обратил внимания, что их сосед, тот самый рослый мужик со светлыми волосами, явно островитянин, забыв о недопитом пиве, вслушивается в каждое сказано им слово.

Хреки, пытаясь не обращать внимания на гулкое многоголосие гуляющей морской братии, жадно следил за беседой, что вели два таких разных с виду человека, которых объединяло только пиво, обоими поглощаемое с явным удовольствием. Но он уже начал сомневаться, правда ли моряк вслух произнес название того островка, расположенного далеко на севере, Скельдина.

С некоторых пор капитан "Жемчужного Змея" стал весьма внимательно относиться ко всему, что было связано с этой землей, кроме того, кое-что капитану говорило и прозвучавшее в разговоре имя Зоакра. Сам Хреки с этим мореходом виделся лишь раз, несколько лет назад и то мельком, но успел наслушаться разных историй. Похоже, этот парень, даром, что родился на материке, а не на островах, где только и рождались настоящие моряки, был весьма умелым шкипером, ходившим в дальние края и всегда возвращавшимся с удачей.

В прочем, о нем говорили и другое. Хотя чаще Зоакр торговал, нанимаясь к состоятельным купцам, он частенько приумножал свое состояние и иным способом. Немало жизней достойных капитанов и умелых матросов оборвалось после того, как их корабли повстречались вдали от берегов с парусником того самого Зоакра. В прочем, здесь, как и везде, руководствовались простым правилом, гласившим: "Не пойман - не вор", и мало кто интересовался тем, в чьи трюмы был погружен товар, который выгружали с корабля этого весьма известного морехода.

Хреки слушал, не отвлекаясь на сновавших мимо посетителей таверны, полностью поглощенный беседой, не предназначенной для его ушей. Знаменитого капитана, снискавшего славу не только своим мастерством морехода, но и тем, что никогда не медлил, прежде чем нанести смертельный удар, не беспокоили, позволив ему побыть в одиночестве. Свои матросы были увлечены игрой, прочие же, наталкиваясь на мрачный, исполненный уверенности взгляд соломенноволосого моряка поспешно отступали, обходя облюбованный Хреки стол десятой дорогой.

  - Что, Зоакр? - переспросил видарец, замахав затем руками: - Нет, что ты, приятель! Не нашелся еще тот, кто справился бы с этим храбрецом в открытом море. Это на его пути лучше не попадаться, не имея хотя бы двойного превосходства в людях, а лучше так еще и в скорости. Я сказал, на островах, что лежат в нескольких днях пути на восток, живут настоящие хищники, так вот, если те ухарцы - псы, то наш Зоакр - это помесь волка с шакалом, да будет Судия справедлив к нему. Тут история таинственнее и много страшнее, - понизив голос, так, что даже Хреки едва разбирал слова, молвил моряк, придвинувшись к своему собеседнику. - "Ласточку", корабль Зоакра, нашли рыбаки из одного поселка, что расположен много севернее. Парусник стоял на якоре у берега, в неприметной бухточке, и когда несколько смельчаков поднялись на борт, они увидели только трупы. Вся палуба была усыпана мертвецами, которых убили, безжалостно и спокойно, точно застали всех спящими. Говорят, на каждого убийцы потратили единственный удар. А никто из моряков из ватаги Зоакра, кажется, даже не успел обнажить оружие.

История становилась все занятнее, и Хреки вдруг понял, что уже несколько минут сдерживает дыхание, сам того не замечая. Возможно, это было не очень прилично, подслушивать чужие разговоры, тем более, для того, кто считался - и был! - грозным воином и умелым моряком, одним из немногих, кому покорился этот необузданный могучий океан. Но сейчас Хреки было просто плевать на приличия.

  - Но если сей Зоакр был таким опасным человеком, как же он позволил убить себя и своих людей, да еще так просто, даже без боя? - задал чужеземец тот же вопрос, какой мгновение назад родился и в голове капитана "Жемчужного Змея".

Скрипач, забавлявший моряков, тем временем принялся наяривать веселую задорную песенку, и несколько посетителей, услышав знакомый мотив, подхватили его, издавал лужеными глотками звуки, похожие на что угодно, только не на слова. А кое-кто, не усидев на месте, отодвинул несколько столов, освободив в средине зала небольшую площадку, и пустился в пляс.

Суровые морские волки, лица которых были красными от злого ветра и соленых брызг, веселились, точно дети. Рослые крепыши в кожаных штанах и полотняных рубахах подхватили завизжавших от неожиданности служанок, закружив их в быстром танце. Частый топот заглушил музыку, и только заплетенные на затылке просмоленные косички, которые носил каждый уважающий себя мореход с побережья, дергались в такте мелодии. Но сейчас капитан Хреки, один из немногих, кто не принимал участия в потехе, не обращал на это внимания. Намного важнее для него оказалось услышать окончание истории, рассказанной видарцем, хотя моряк и сам не смог бы сказать, в чем именно заключалась эта важность.