Джек Вэнс - Лайонесс: Сад Сулдрун

Дверь был приоткрыта. Дама Магелин толкнула ее, железные петли заскрипели, и дверь открылась, давая возможность обширному телу дамы Магелин протиснуться внутрь. Дама Магелин вошла и застыла на пороге, обшаривая глазами все уголки комнаты.

Дама Боудетта сидела у стола, подсовывая длинным указательным пальцем семена репса синичке, сидевшей в клетке.

— Клюй, Дикко, клюй! Будь воспитанной птицей! Ага! Вот так-то лучше.

Дама Магелин несмело сделала пару шагов вперед, и, наконец, дама Боудетта заметила ее.

— Ну, что еще?

Дама Магелин тряхнула головой, сжала руки и облизнула поджатые губы. — Ребенок тверд, как камень. Я ничего не могу поделать с ней.

Дама Боудетта раздраженно фыркнула.

— Ты должна действовать быстро и энергично! Составь расписание! Настаивай на послушании!

Дама Магелин развела руками.

— Как? — резко спросила она.

Дама Боудетта раздраженно щелкнула языком и повернулась к клетке.

— Дикко? Экий ты дурак, Дикко! Еще одно зернышко, и все. Больше не будет!

Потом дама Боудетта встала, и с дамой Магелин в кильватере выплыла из комнаты и спустилась в комнаты Сулдрун. Открыв дверь, она оглядела гостиную.

— Принцесса? — позвала дама Боудетта. — Вы прячетесь от нас? Не шалите и выходите.

— Где же эта маленькая упрямица? — прогудела печальным контральто дама Магелин. Я строго настрого приказала ей сидеть на стуле.

Дама Боудетта заглянула спальню. — Принцесса Сулдрун! Где вы?

Вскинув голову, она прислушалась и не услышала ничего. В комнатах никого не было.

— Она опять убежала к этой толстухе, — пробормотала дама Магелин.

Дама Боудетта подошла к окну, но косая черепичная крыша над аркадой и заплесневелая стена Золтры закрывали вид на восток. Она перевела взгляд на оранжерею, находившуюся прямо под окном; там, наполовину скрытое густой зеленой листвой, блеснуло белое платьице Сулдрун.

Молчаливая и мрачная, она прошествовала из комнаты; дама Магелин плелась за ней, шипя и негромко ругаясь.

Они спустились по лестнице, вышли из здания и пошли к оранжерее.

Сулдрун сидела на скамейке и играла оборванными травинками. Бесстрастно посмотрев на приближающихся женщин, она опять занялась травой.

Дама Боудетта остановилась и посмотрела на маленькую белую головку. В ней поднялась волна гнева, но она была слишком умна и осторожна, чтобы разрешить ей вырваться наружу. Дама Магелин стояла сзади, от возбуждения поджав рот; она надеялась, что дама Боудетта ущипнет принцессу, даст ей пощечину или шлепнет по твердой маленькой попке.

Сулдрун подняла глаза и какое-то мгновение разглядывала даму Боудетту, потом отвернулась, как бы от скуки и апатии, но даме Боудетте показалось, что принцесса посмотрела вперед, в далекое будущее.

Наконец дама Боудетта с трудом сказала скрипучим голосом:

— Принцесса Сулдрун, вы не хотите подчиняться указаниям дамы Магелин?

— Я ее не люблю.

— Но вы любите Эхирму?

Сулдрун не ответила, только изогнула травинку.

— Очень хорошо, — величественно сказала дама Боудетта. — Так тому и быть. Мы не можем видеть нашу драгоценную принцессу несчастной.

Быстрый взгляд наверх; принцесса, казалось, видела даму Боудетту насквозь.

Чему быть, того не миновать , подумала дама Боудетта с горькой усмешкой. По меньшей мере мы понимаем друг друга .

— Эхирма вернется, — сказала она, и, спасая лицо, твердо добавила. — Но вы будете слушаться даму Магелин, которая займется вашими манерами.

ЭХИРМА ВЕРНУЛАСЬ, и дама Магелин продолжала пытаться привить Сулдрун приличные манеры, с тем же успехом, что и раньше. Сулдрун даже не упрямилась, а казалась где-то далеко; она не тратила усилий, бросая вызов даме Магелин, но просто не замечала ее.

Дама Магелин попала в затруднительное положение; если бы она призналась в неспособности обучать Сулдрун, дама Боудетта могла бы дать ей значительно менее приятную работу. Поэтому дама Магелин каждый день появлялась в комнатах Сулдрун, где уже хозяйничала Эхирма.

Обе заметить ее или сделать вид, что не замечают. Дама Магелин, улыбаясь во весь рот и глядя во все стороны сразу, ходила по комнате, делая вид, что приводит все в порядок.

Наконец она подходила к Сулдрун.

— Принцесса, — говорила она в грациозно-шутливой манере, — сегодня мы подумаем о том, как сделать из вас настоящую придворную леди. Для начала покажите мне ваш лучший реверанс.

Предполагалось, что принцесса должна уметь делать шесть разных реверансов, и дама Магелин тяжеловесно приседала, опять и опять, явственно скрипя суставами, пока Сулдрун, из жалости, не пыталась повторить упражнение.

После обеда, который подавали или в комнатах Сулдрун, или, если позволяла погода, в оранжерее, Эхирма возвращалась домой и занималась своим домом, в то время как дама Магелин ложилась отдохнуть. От Сулдрун тоже ожидали, что она будет спать, но как только дама Магелин начинала выводить рулады, Сулдрун вставала с кровати, надевала сапожки, выскальзывала в гостиную, спускалась вниз и бродила по залам древнего дворца.

Казалось, что в эти медленные послеполуденные часы сам дворец погружается в дрему, и маленькая хрупкая фигурка скользила по галереям и высоким комнатам, как струйка сна.

В солнечную погоду можно было пойти в оранжерею и поиграть в печальные игры в тени шестнадцати старых апельсиновых деревьев; однако чаще всего Сулдрун незаметно пробиралась в Великий зал, а оттуда Зал чести, вдоль стен которого стояли пятьдесят четыре больших стула, представлявшие пятьдесят четыре самых благородных домов Лайонесса.

Герб над каждым из массивных стульев рассказывал девочке о врожденной природе каждого стула, его отличительных особенностях, ярких и сложных. В одном стуле было что-то лживое, хотя и с претензией на очарование; другой казался безрассудно храбрым и обреченным на гибель.

Сулдрун распознавала дюжину разных видов угроз и жестокостей, и столько же безымянной любви; их всех невозможно было описать словами, но от них внутренности бурлили, по коже бежали мурашки или возникали другие ощущения, эротические: скоротечные и приятные, но очень странные.

Некоторые стулья любили Сулдрун и готовы были защищать ее; другие источали грозную опасность. Пробираясь между их массивными телами, Сулдрун чувствовала себя незначительной и неопытной. Она шла медленно, слушая невнятные голоса и наблюдая за движением или сдвигом неярких красок. Иногда, сидя в полудреме, полуяви в объятиях стула, который любил ее, Сулдрун становилась восприимчивой. Шепчущие невнятные голоса приближались, делались разборчивыми: стулья вновь и вновь рассказывали друг другу о трагедиях и триумфах.