Наталья Резанова - Крепость Спасения

Сангар никогда более не возвращался к этому разговору, и Ардви впоследствии, пытаясь заменить Сангара, никогда не говорила об этом с собственными учениками.

Она не хотела быть чужой. Нигде. И везде оказывалась ею. И всегда молчала об этом, потому что в Городе было принято скрывать свои мысли, а в Крепости принято скрывать свои чувства.

Сейчас учитель где-то в Приморье, и, если он еще жив, то имеет возможность проверить свою догадку. А она… если бы кто-нибудь сказал ей, когда она, истощенная, грязная, держащаяся на одной злобе, пробиралась через Сердцевину и Круг, что со временем забудет, что такое злоба, она бы только расхохоталась в ответ. Но это так. Злобы нет. А страх порой возвращается.

Вдруг, еще ничего не увидев и не услышав, Ардви почувствовала близость неладного. Несколько мгновений – и она на гребне холма. И сразу же увидала вдали, на соседнем холме, мельтешащие фигуры. Вглядевшись, разобрала, что к чему. разбойники, а их немало сткалось в Круг со всех пределов Огмы, здесь же не более десятка, облепили крестьянскую повозку. На землю летели какие-то мешки из рогожи. Человечек с бородой – отсюда совсем маленький – махал кулаками, стоя в телеге.

Ардви свободно вздохнула. В такие мгновения горожанка умирала в ней, и оставалась только воительница Крепости. Все – мысли, чувства, страхи. сомнения – уходило, и взамен наступала благословенная решимость, пронизывающая тело, как ветер листву. Не отрывая глаз от дороги, Ардви вытянула свои меч Морион из ножен.

Это был третий поединок за утро.

День воды, день воздуха, день камня, день огня, день дерева – ни в один день дамгальского календаря не было заключено соглашение, ради которого посольство Галара проделало столь долгий и трудный путь. Но не было и отказа. «Совет коллегии все рассмотрит, взвесит и придет к наилучшему решению». «Дело рассматривается, вопрос движется сразу по нескольким коллегиям», – таковы были разъяснения.

– Они вас доведут до того, что вы сами сбежите отсюда, не дожидаясь никаких решений.

Это соображение, Ассари, конечно, не рискнул бы высказать Тевтату. Просто побоялся бы, несмотря на всю свою наглость. Но язык у него чесался, и он сказал это Гриану, когда однажды вечером они остались за столом вдвоем, а остальные уже разбрелись либо были пьяны. Однако Гриан ничего ему не ответил, а может, и не расслышал, ибо пребывал в последнее время в самом дурном расположении духа и мало обращал внимания на то, что ему говорят. И все же Ассари, считавший себя если не умнее, то опытнее всех, недостаточно знал Тевтата. Какое там «сбежите»! Наступили праздники, все без исключения коллегии прекратили работу, а посольство не трогалось с места.

О праздниках в Городе городов следует рассказать подробнее. В них существовала какая-то сложная система, непонятная приезжим. В Городе справлялись праздники коллегий и корпораций. Были еще праздники храмовые, причем иногда у каждого отдельного храма, а иногда они как-то соединялись вместе, как сейчас. И тогда делопроизводство в Дамгале останавливалось надолго, а в ранг порядка возводилось доподлинное безумие. тут и самый выдержанный из галарцев мог растеряться.

Помимо всякого рода жонглеров, канатоходцев, танцоров, глотателей огня, заклинателей змей и просто заклинателей, гадальщиков обоего пола, нищих и веселых девиц, которых и в обычные-то дни в Городе было предостаточно, на праздник со всех четырех сторон огмы стягивались такие личности, что трудно было определить – люди ли это? – а может, это были просто ряженые, потому что ряженых тоже были полны улицы.

А начиналось все многочасовыми уличными шествиями. Шли представители всех корпораций, в пестроцветных одеждах, с хоругвями, украшенными блестящей бахромой и витыми шнурами, гремели барабаны, свистели флейты, выли волынки, вели диковинных птиц и зверей, среди которых галарцы увидали знакомых – горного барса, например, имевшего, правда, довольно облезлый вид, а впрочем, кто их тут разберет, может, и среди зверей были ряженые, и среди ряженых звери. Катились праздничные колесницы, изображавшие разные разности – храмы, чудовищ, великанов, панцирных львов, летучих змей, на одной повозке был водружен огромный бутафорский демон, и толпа приплясывающих буффонов колола его копьями. Почему-то это зрелище ужасно разозлило Гриана, и он отказался веселиться с другими и вернулся в гостиницу.

Праздники продолжались, дела стояли, посольство не двигалось с места. Веселиться было бы не на что, но совет коллегий выделил посольству небольшую субсидию. Ее, правда, приходилось расходовать экономно. Цены в Городе были, мягко говоря, высоки. на время праздников храмы и увеселительные заведения предоставляли свои услуги бесплатно, но лишь тем, кто обладал всеми правами гражданина, а полноценным гражданином – положение, дававшее множество мелких льгот, – являлся далеко не каждый житель Дамгаля. Анарбод, уже не раз и не два побывавший в квартале Маруфа, выражал надежду, что большой наплыв приезжих собьет цены, на что ему возразили, что цены нельзя ни сбить, ни повысить. Они установлены раз и навсегда, как и все в Городе.

В то же время в гостиницу, надо думать, по указанию совета коллегий, вселились еще постояльцы, соседство с которыми могло кого напугать, а кого и просто покоробить, в зависимости от вкуса – кочевники с западных предгорий, прибывшие, дабы что-то получить с совета коллегий, а заодно и погулять на празднике. Что получить, и за какие такие заслуги – не было возможности понять. Совет считал, будто покупает кочевников, чтобы они они сдерживали натиск совсем уж диких племен дальнего Запада своей военной силой, а кочевники – будто сам Город городов выплачивает дань их могуществу, и обе стороны традиционно презирали друг друга. Подсчитать, сколько их понаехало, тоже было трудно – потому что одни жили в «Птице-единорге», некоторые разместились прямо во дворе, а иным определили жилье в разных концах города. Предводителя их звали Хрок, у них у всех были короткие имена; Ассари объяснил, что это вообще не имена – сокращения, а полное имя, даже титул вождя на едином языке означает: «Тот, чьи кони пасутся на лучших пастбищах, осененных небом». Понять, что они говорят, было нелегко, их язык изменился настолько, что основа едва угадывалась. Низкорослые, крепкотелые, рыжие, в одеждах из дурнопахнущих сыромятных кож, они то и дело попадались на глаза… впрочем, в Городе, да еще в праздники и не такое можно увидеть; оскорбительно было, однако, что благородное посольство высокого Галара словно бы равняли с этими дикарями. И все же Тевтат, сам Тевтат, при его-то гордости, дикарей словно бы и не замечал. У него появилась некая идея. И все время, пока посольство вынуждено было бездействовать, он эту идею всячески обдумывал, и казалась она ему все более привлекательной.