Кассандра Дженкинс - Пятый Аспект. Часть 1

Сталь рассекла воздух. Коснулась светлой брови принца, и боль от ожогов, головокружение, удушение — все померкло в сравнении с ощущением, последовавшим за этим.

Андуин остался жив.

Со всей злости Вариан отшвырнул далеко в песок меч, который только в самый последний момент смог остановить от непоправимого удара. Андуин коснулся рукой лба. Кровь смешалась с потом. Он здорово отделался. Всего лишь рассечена бровь.

Поднимая облака пыли, по тропинке Элвинского леса, иссушенного летним зноем, в их сторону на гнедом мерине мчался королевский секретарь. Вариан не любил, когда занятия прерывались. Спешившийся неподалеку, секретарь выглядел так испуганно, что Андуин подумал, не вернулся ли в Штормград Смертокрыл. Пожалуй, отсрочить его тренировки могла только пылающая Столица.

— Ваше Величество.

Секретарь подлетел к королю, преклонил правое колено и протянул подрагивающей рукой запечатанный свиток. «Если свиток никто не читал, что могло так напугать его?» — подумал Андуин.

Когда их занятия прерывались, Андуин слышал, как король недовольно произносил: «Неужели это не могло подождать?». Сейчас Вариан не произнес этих слов. Он с еще большим негодованием, с каким смотрел на мастерство сына, воззрился на сургучную печать на свитке. «Кому-то несдобровать», — решил принц.

— Андуин, — обратился к нему Вариан, — приведи себя в порядок. Жду тебя через час в своем кабинете.

Слуги подвели королю белоснежного, как стены Штормграда, коня в синей с позолотой попоне. Вариан легко запрыгнул в седло и сразу же пустил коня в галоп.

«А донесение из свитка он так и не прочел», — отметил Андуин, пока, тяжело дыша, плелся к одноэтажной оружейной на краю тренировочного поля. Когда слуги стянули с принца тяжелый и неудобный нагрудник, Андуин заметил на теле бордовые следы от ожогов. Пожалуй, пора рассказать отцу, что ему необходимы новые доспехи. Не стоит даже надеяться, что из-за этого Вариан может остановить тренировки. Скорее принцу придется заниматься в трех, а то и четырех холщовых защитных рубах, которые надевают под доспехи. До этого Андуин считал, что нет ничего хуже, чем плясать с кинжалом под летним зноем в четырех мешкообразных кофтах. Сейчас любое движение рук и наклоны тела доставляли такую боль, что Андуин готов был пересмотреть свое мнение об экипировке, достойной принца.

Оглядевшись, принц заметил, что остался один. Он стянул тонкую рубаху, насквозь пропитавшуюся потом, оставшись в одних только подштанниках. Полумрак оружейной приятно холодил разгоряченную кожу. Андуин скривился, рассматривая красный ожог сначала на правом плече, потом на левом. Бордовая полоса, словно след от удавки, обвивала его шею — ожог от железного воротничка, надетого поверх нагрудника.

Подушечки указательного и среднего пальцев на правой руке принца наполнились мягким светом. Андуин поочередно касался свежих ран на своем теле. Свечение срывалось с кончиков пальцев и приятным холодом обволакивало обожженные участки. Некоторое время ожоги светились изнутри, словно в теле Андуина, под его кожей, кто-то зажигал свечи. Последним Андуин коснулся синяка над бровью. Все-таки чудо, что глаз не задет. Прежние тренеры по оружию никогда не позволяли себе подобных опасных выпадов.

Если бы теперь он увидел себя в зеркале, то удивился бы мягкому сиянию, которое окутало все его тело.

— Что ты делаешь, мальчик?

Тихий голос позади Андуина прозвучал мягко и в то же время строго. Кроме принца, в оружейной никого не было, а мечи, пусть и деревянные учебные, были совсем в другой стороне. Обнаженный по пояс принц смело обернулся на встречу вошедшему и раньше, чем осознал свои действия, выставил вперед правую руку. Его пальцы вспыхнули опасным светом.

— Нельзя нападать на безоружного, Андуин.

Поток света сорвался с пальцев незнакомца раньше, чем принц узнал этот строгий голос. Световые стрелы ударили в незащищенную грудь Андуина, и он отлетел к стене. Учебные копья градом посыпались ему на голову.

— Отец Бенедикт? — сдавленно произнес принц.

Бенедикт возвышался над ним, протягивая ему ту самую руку, которой минуту назад поразил мальчика. Из-под надвинутого на глаза капюшона плаща выбивались серебристые нити волос. Борода, цвета пепла, касалась груди и покоилась на скромных одеждах рядового священнослужителя. На нем не было белой атласной рясы, отороченной золотыми линиями, в которой он появлялся в Соборе Света. Длиннополый плащ скрывал просторную льняную рясу достаточно грубой вязки.

Архиепископ Бенедикт улыбался.

— Ты не ошибся, дитя.

Андуин сам поднялся на ноги и рассмотрел след от удара. Фиолетовый синяк расползался пониже ключиц, как клякса на пергаменте. Бенедикт коснулся его груди пальцами, которые оставались совершенно ледяными на ощупь.

— Тебе не стоит обращаться к Свету необученным, Андуин. Почему ты не расскажешь отцу, что служение Свету получается у тебя лучше, чем общение с деревянными орками? Твоя сила жреца может пригодиться ему больше, чем твоя неспособность сражаться.

Отец скорее признает Смертокрыла главным архитектором Штормграда, чем согласится увидеть Андуина в рядах лекарей. Вариан желал видеть в Андуине свою копию — такого же воинственного, мужественного, горячего, каким он был сам. Андуин мужественно терпел тренировки и делал все, что мог и даже больше, но вряд ли в один из дней общение с оружием далось бы ему так же просто, как общение со Светом.

Он не просил Свет об этом. Наоборот, он горячо молил его в дни воскресных служений о том, чтобы Свет направил его на путь воина. Но с каждым днем Свет только сильнее проникал в его душу. Однажды, когда Андуину удалось вырваться в лес, он носился по оврагам и подлеску на невообразимой скорости. Но, потеряв от удовольствия голову, Андуин не уследил за лошадью, и та передними ногами угодила в медвежью яму. Сам принц вылетел из седла и ударился об ближайший дубовый ствол так, что на некоторое время лишился сознания.

Крики лошади вывели его из небытия. Кобыла переломала обе передних ноги, но оставалась жива. Борясь с тошнотой, Андуин аккуратно спустился в земляную яму, стараясь успокоить обезумевшее от боли животное. Он возложил руки на ее кровоточащие раны, и все произошло само собой. Излечение стоило громадных усилий, так что на себя у Андуина просто не осталось сил. Он взгромоздился на спину исцеленной лошади и, к ужасу конюха, явился в Штормград в испачканной кровью одежде, на грани обморока и с громадной шишкой на лбу. Объяснить ситуацию отцу он так и не смог, за что получил строгий выговор.

— Если хочешь, я могу поговорить с королем. Я возьму тебя в свои ученики и обучу всему, что знаю.