Питер Бигл - Два сердца

Сузли, Сузли, непоседа,

Что тут долго говорить?

Отвечай-ка поскорее,

Будешь ты со мной дружить?..

Я все ждала, когда же он сотворит какое-нибудь волшебство, но Шмендрик ничего такого не делал, если не считать одного раза. Мы ехали по лесной прогалине, когда какая-то растрепанная ворона вдруг стала ни с того ни с сего бросаться на нашу лошадь (я думаю, она делала это просто от злости, потому что поблизости не видно было никакого гнезда), заставляя бедняжку то пятиться, то приплясывать на месте, то шарахаться из стороны в сторону, так что я едва не свалилась. В конце концов Шмендрик повернулся в седле и просто посмотрел на нахальную птицу. В следующий миг откуда-то с небес на нас буквально свалился ястреб. Он напал на ворону и гнался за ней, пока та, испуганно каркая, не забилась в терновый куст, где ястреб уже не мог ее достать. Я думаю, это и было единственное его волшебство за все время.

Край, по которому мы ехали, был очень красив, но я заметила это только тогда, когда мы выбрались из леса и двинулись по хорошей дороге. Вокруг расстилались луга, перелески, уютные долины и отлогие холмы, сплошь заросшие цветами, названий которых я не знала. Сразу было видно, что в этих местах дожди выпадают часто — намного чаще, чем над нашей деревней. Нам еще повезло, что овцы — не коровы, и им не нужно никакой особой травы: они идут и пасутся там же, где козы, а козы могут пастись везде… Но здесь мне нравилось больше, гораздо больше.

Шмендрик, однако, рассказал мне, что так было не всегда.

— До короля Лира, — сказал он, — здесь была голая пустыня, где не росло ничего — буквально ничего, Суз, представляешь?.. Люди говорили, что эти земли прокляты, и в каком-то смысле так и было, но я лучше расскажу тебе об этом в другой раз. — (Взрослые часто обещают рассказать что-то в другой раз и не рассказывают, а я этого терпеть не могу!) — Но Лир сумел все изменить, и земля была до того рада его появлению, что начала зеленеть и цвести чуть ли не в тот же день, когда он стал королем, и это продолжается до сих пор. Увы, чудесная перемена не коснулась Хэгсгейта, но это тоже отдельная история…

Каждый раз когда Шмендрик заговаривал о Хэгсгейте, его голос становился каким-то особенным — более глубоким и задумчивым, словно он обращался не ко мне, а к кому-то еще. Это меня удивило, и я обернулась, чтобы взглянуть на него.

— Как ты думаешь, — спросила я, — король Лир поедет со мной, чтобы убить этого противного грифона? Мне кажется, Молли не очень-то в это верит… Она говорит — король уже слишком стар.

Я и не знала, что меня так сильно это беспокоит, пока не задала свой вопрос вслух.

— Конечно, он поедет, детка. — Шмендрик подмигнул. — Он никогда не мог отказать деве, которая попала в беду, и чем труднее и опаснее была задача, тем с большим рвением Лир брался за дело. Я, например, совершенно уверен, что король не поспешил к вам на помощь по первому зову только потому, что, когда вы к нему обратились, он как раз совершал героический подвиг в другом месте. Но ты не сомневайся: как только Лир услышит твою просьбу (не забудь, кстати, правильно сделать реверанс, обращаясь к королю), он снимет со стены свой славный меч и огромное копье, посадит тебя к себе на седельную луку и так быстро поскачет навстречу этому вашему грифону, что только искры полетят из-под копыт!.. Нет, Суз, старый он или молодой, но Лир не станет колебаться и мешкать — так уж он устроен, — и Шмендрик ласковым жестом взъерошил мне волосы на затылке. — Молли просто слишком волнуется, так уж устроена она. Понятно?

— Понятно. А что такое «реверанс»? — спросила я.

Теперь-то я знаю, что это за штука, потому что Молли показала мне, как она делается, но тогда я, конечно, этого не знала. Шмендрик, надо сказать, не засмеялся (разве только глаза его как-то странно блеснули). Вместо ответа он махнул рукой, чтобы я повернулась и смотрела вперед, а сам снова запел:

Сузли, Сузли, тра-ля-ля, Встретил я тебя не зря.

Ты мне нравишься, красотка, откровенно говоря…

Сузли, Сузли, непоседа,

Я хочу тебе сказать:

Мы поженимся во вторник,

Чтобы до среды не ждать…

Еще я узнала, что король, когда был еще совсем молодым, жил в замке, который стоял на вершине утеса на морском берегу в одном дне пути от Хэгсгейта. Но замок рухнул (почему — Шмендрик так и не объяснил), поэтому Лир решил выстроить новый замок в другом месте. Услышав об этом, я немного расстроилась, потому что давно хотела увидеть море. Теперь мне стало ясно, что и в этот раз моим надеждам не суждено сбыться; с другой стороны, я и замков никогда не видела, так что хоть в этом мне повезло. Подумав об этом, я совсем успокоилась и, откинувшись назад, приникла к груди Шмендрика и задремала.

Шмендрик и Молли ехали не торопясь, давая серой кобыле время поправиться, но вскоре ее копыто совсем зажило, и остаток пути мы проделали галопом. Я уже говорила, что серая и гнедая не выглядели ни волшебными, ни даже какими-нибудь особенными, но они могли скакать буквально часами и при этом ни капли не уставать. Они даже почти не потели — я знала это, потому что по вечерам помогала Шмендрику и Молли чистить их и купать. И спали они на боку, как люди, а не стоя, как обычные лошади.

И все же, чтобы добраться до королевской резиденции, нам потребовалось целых три дня. Молли сказала — с тем, первым замком, который стоял на морском берегу и рухнул, у Лира были связаны неприятные воспоминания, поэтому новый замок он выстроил как можно дальше от моря, постаравшись сделать его совершенно непохожим на прежний. Строго говоря, он и на замок-то был не особенно похож. Правда, он стоял на холме, чтобы король издалека мог видеть, кто приближается к нему по дороге, но и только. Вокруг не было рва с водой, у ворот не дежурила стража в сверкающих доспехах, а на стенах был поднят только один флаг — синий с изображением белого единорога. Больше ничего примечательного в этом замке не было.

Я была разочарована, и хотя изо всех сил старалась этого не показывать, Молли все равно заметила, как я расстроилась.

— Ты думала, король живет в крепости, правда? — спросила она мягко. — И конечно, ты ожидала увидеть мрачные сторожевые башни из серого камня, реющие на ветру разноцветные стяги, ощетинившиеся пушками стены, закованных в броню рыцарей и сигнальщиков, которые начинают трубить как только на горизонте покажется враг… Извини, детка, но здесь все по-другому. Я понимаю — это твой первый замок, но…

— Ничего страшного, — выдавила я, с трудом справившись с собой. — Я все равно думаю, что он очень красивый…