Инна Лёвина - Ловушка для наёмника

Ничего не объясняя, его — под изрядным конвоем — отвели вначале в одно из помещений дворца, где заперли на некоторое время, а затем перевезли в городскую тюрьму.

Надо сказать, Ти'арг попробовал бежать немедленно — то есть в тот момент, когда услышал про арест. Это должно было оказаться, в общем-то, несложно, и наемник не сомневался — все легко и быстро получится. Он уже прикинул последовательность действий: создаем морок, отводим глаза, затаиваемся в саду около монастыря (дополнительно — делаем иллюзорного беглеца, мокрого, со всех ног бегущего в лес), а ночью потихоньку-потихоньку — за ограду. Но едва Ти'арг принялся наводить морок, как тут же почувствовал странный блок. Что-то не давало ему творить заклинания. Шагая между двумя гвардейцами — еще двое шли позади него, он размышлял: "Дело в посланных солдатах? Может, им дали приказ делать блоки против магии на всякий случай… выходит, у них есть наемники-маги? Или их самих сделали нечувствительными к магии — но это весьма непросто… Или дело во мне? Что-то изменилось, и я не могу колдовать… "

Ти'арга привели во дворец и оставили в какой-то небольшой комнатке, без окон, освещенной неярким газовым рожком. Он решил попробовать еще раз… Сначала попытался — так, ради эксперимента — изменить с голубого на оранжевый цвет обивки единственного стула (что, безусловно, сделало бы стул более оригинальным). Бесполезно. Попытался увеличить огонь в рожке — снова не вышло. Даже просто создать горячую воздушную волну… Ничего… Пожалуй, тут самое худшее: блок не на окружающих его людях и предметах — на нем самом. Это очень хитрая магия, а главное, требует долгой подготовки, несколько часов, как минимум. Суть этого заклинания в том, что все волшебные способности человека не исчезают, но словно замыкаются, запираются в нем самом. Теперь он мог бы творить заклинания, но исключительно те, которые ограничивались бы его телом, памятью, душой. Ти'арг мог бы, допустим, усыпить себя, если бы вдруг приключилась бессонница… И еще появилась неприятная мысль — формула замыкающего заклинания, всегда и без исключений, рассчитывается под определенного человека. Стало быть, вывод прост — ждали, готовились… Ждали — именно его.

Хотя Ти'арга и арестовали, но Урсула настояла, чтобы им позволили встретиться. Наемнику выдали тюремную одежду — убогую на вид, зато сухую. Для встречи с Урсулой его привели в одно из дворцовых помещений. Через некоторое время пришла принцесса. Она села, с жалостью глядя на мага и, возможно, обвиняя себя в его несчастьях. Ти'арг не был искушен в придворном этикете и не знал, должен ли он заговорить первым или ждать, когда беседу начнет принцесса. Потому маг низко поклонился ей, не произнеся ни слова, и стал ждать, что будет дальше.

Урсула смотрела на него внимательно, но почти без любопытства. Она велела стражникам выйти, затем указала Ти'аргу на стул с высокой спинкой. Наемник сел, не нарушая молчания.

— Я вас узнала, — сказала Урсула тихим, безжизненным голосом. — Я вас во сне видела. А теперь вы меня спасли. Я бесконечно благодарна и у вас в долгу… Но, к сожалению, не могу ничем вам помочь… Я уже говорила о вас с Донном, но…

— Надеюсь, Ваше Высочество в добром здравии? Вода была ледяной, — Ти'арг был уверен, что эти слова звучат вполне светски.

— Да, я здорова. Хотя — зачем мне это… теперь? — все так же тихо, словно рассеянно, сказала она. — Но я вам все равно благодарна. Я сделаю для вас все, что смогу, пусть не сейчас, но позже… Вы ведь рисковали жизнью ради меня.

— Это был мой долг. И еще — я чувствовал свою вину, — возможно, вот этого не стоило говорить. Наемники не должны раскрывать тайны своих заказчиков. А к чему еще мог привести разговор о его вине? Но, может быть, подумалось Ти'аргу, хоть это ее разбудит. Совершенно невозможно смотреть на нее — на лицо словно легла смертная тень… Но Урсула, услышав о его вине, только кивнула и не спросила ни о чем… Ти'арг решил заговорить сам.

— Я догадываюсь, что вас гложут горькие воспоминания. Я мог бы стереть их — и вы не вспомните больше ничего плохого, такого, от чего вы страдаете… А потом появятся новые воспоминания, светлые…

Урсула опустила глаза и отрицательно покачала головой.

— Нет, я больше не хочу забывать ничего. Ведь если ты чувствуешь что-то, хотя бы боль — то это значит, что ты живешь. У меня осталось так мало воспоминаний, так мало прошлого. Все как вода сквозь пальцы ушло. Я как будто тень… Или заблудилась — сама не знаю, где…

Урсула встала, показав, что разговор завершен. Она вышла из комнаты, сразу появилась стража, и наемника увели. Ти'арг так и не понял, догадывалась ли принцесса, что ее забывчивость — не простая, что он виноват во всех ее бедах. Она казалась такой безжизненной и печальной…

Его — не объяснив ему ничего, не огласив обвинение — отвезли в тюрьму, находившуюся где-то на окраине города. Высокое здание из темного камня, зарешеченные окна. Ти'арга отвели в камеру на последнем этаже. Уже почти стемнело. Старик сторож, прихрамывая, подошел к газовому рожку на стене и зажег свет. Затем снаружи навесил замок на дверь, и наемник услышал его удаляющиеся шаги и кашель.

Камера была небольшой, с голым каменным полом, кроватью, парой табуреток и столом. На стене перекосился старый рукомойник, под ним на одной из табуреток стоял таз. Наемник ходил взад-вперед по камере, размышляя обо всем, что сегодня произошло. Едва ли те, кто велел его арестовать, придут поговорить с ним ночью. Значит, по меньшей мере, до утра он ничего не узнает. Впрочем, для себя он едва ли что-то сможет сделать. Можно ли чем-то помочь Урсуле, вот единственное, о чем стоит сейчас думать. Она отказалась забыть Донна. И Ти'арг в любом случае не имеет права снова влезать в ее память и душу. Продолжая расхаживать по камере, Ти'арг перебирал все, что было ему доступно. Выходило — очень мало… Впрочем… Хотя магия и была заперта у него внутри, но осталась область, где он сумел бы ее применить. Точнее — отменить… Да, это единственное, что он может для нее сделать.

Ти'арг налил в таз воды из рукомойника. Подтянул табуретку к кровати, подождал, чтобы вода успокоилась. Он увидел Урсулу — не сейчас, в определенный момент ее жизни, а просто ее лицо; почувствовал — так тесно он был с ней связан — ее мысли, ее опустощенную душу. Он тихо-тихо, чтобы не услышал стражник за дверью, произнес положенную формулу. Пусть все чародейное, что было в ее жизни, уйдет. Она вспомнит, все, что было раньше, найдет снова свои сны, догадается о ложных снах — что они обман. В ее памяти снова появится украденное: и письма жениха, и его признания. И ничего не сотрется, и вечер, когда ее спас Донн. Да, в ее жизни останутся и страдания, и забытая любовь, и любовь отвергнутая. Но ведь никому не удастся совсем избежать боли и страданий. Это будет ее память, ее судьба, ее жизнь — а не поддельная, выдуманная другими, судьба-подменыш.