Марина Дяченко - Хроники мегаполиса (сборник)

Клара Ивановна, пациентка из третьей Денисовой палаты, шла на поправку медленно и трудно – антибиотики ей кололи лошадиными дозами, но анализы все еще оставляли желать лучшего. У Светы, глуповатой девушки восемнадцати лет, операционный шов заживал «как на собаке», температура стабилизировалась, Денис знал, что через пару дней ее можно будет выписать. Константин Никанорович из четвертой палаты умер от перитонита прямо во время Денисиного дежурства.

– Все правильно делал, – сказал главврач, просмотрев записи в истории болезни. – Семьдесят два года – не шуточки. Выпей и отдохни.

Денис глотнул разбавленного спирта – и поперхнулся.

Баба Ганя ушла в гости к родственникам. Некоторое время Денис тупо смотрел телевизор; когда раздался звонок в дверь (у бабы Гани были свои ключи, она никогда не звонила), он почти не удивился.

Как там сказал главврач, «Чем жестче ты ее прогоняешь, тем дольше будет передышка перед следующим визитом, а потому не стесняйся в выражениях, матерись…»

Он распахнул дверь, набирая в легкие воздуха; на пороге стояла дородная дама в рыжем велюровом плаще и еще одна, поменьше, в красной куртке.

– А пошла ты… – успел сказать Денис. – Ой… Извините.

– Мы – свидетели, – ничуть не удивляясь, сообщила большая дама.

Кого-то зарезали, безрадостно подумал Денис. Это свидетели. Сейчас и меня в понятые…

– Мы – Свидетели Иеговы, – продолжала тем временем дама. – Хотели бы поговорить с вами о Библии. У вас найдется несколько минут?

– Значит так, Лена, – сказал Денис. – Вы видели, что у Боровой делается на месте ваших уколов? Это как же надо, какими же кривыми ручками надо колоть, чтобы по три дня уплотнения не сходили? Почему грелку не прикладывали, я вас спрашиваю?

Медсестра Лена смотрела на него круглыми голубыми глазами. Она была местная уроженка, выпускница медучилища, и она была на несколько лет старше Дениса – старая дева, катастрофическая дура и редкостная неумеха. Во всяком случае, Денису так казалось.

– Прикладывали, – сказала Лена еле слышно. – Грелку… честное слово, Денис Юрьевич.

Денису показалось, что она чем-то похожа на Марту. Во всяком случае, глаза ее очень похоже наполнились слезами; сдерживая раздражение, Денис молча двинулся к двери.

– Вы уходите? – шепотом спросила Лена. – Я хотела…

– Что вы хотели? – Денис развернулся, будто на пружине, будто желая ударить эту неуместную, нерадивую, безвольную женщину. – Чего вы еще хотели, мало того, что вы уже сделали? Или того, что вы должны были сделать, но вот не судьба?

Лена молчала.

– Ну? Чего вы хотели?

– У меня сегодня день рождения, – тихо сказала Лена. – Я хотела… пригласить вас.

Денис перевел дыхание, и Лена по-своему истолковала выражение его лица:

– У меня честно день рождения! Вот, могу паспорт показать…

И она вытащила из сумочки паспорт в клеенчатой обложке.

– Не шпыняй ее очень-то, – сказал главврач.

– Я не шпыняю, – сказал Денис.

– Она четыре года в мединститут поступала, не поступила, – задумчиво сказал главврач. – А отца я ее хорошо знал, у нас же он и работал… Хороший был дядька. Поехал на вызов, а там какая-то разборка… И его застрелили вместе с пациентом.

Шел дождь. У Дениса не было зонта. Он стоял у входа в гастроном, под «козырьком», и ел пирожок с капустой, а у ног его сидели, не обращая внимания на сырость, шесть воробьев, и все шестеро смотрели вверх с одинаковым выражением.

Денис никогда прежде не видел, чтобы воробьи подбирались к ботинкам так близко. Время от времени он отщипывал крошки от пирожка и ронял их воробьям. Те расправлялись с едой моментально и снова поднимали головы, пялились на Дениса, как отличники на школьную доску.

– Добрый вечер, Денис Юрьевич, – сказала Лена.

Денис вздрогнул.

– Добрый вечер…

– У меня есть зонтик, – сказала Лена. – Проводить вас?

Денис вспомнил главврача.

– Спасибо, – сказал он Лене. – Если это вас не очень затруднит.

– А раньше в этом доме, где вы сейчас, жил такой хирург Виктор Палыч, – сказала Лена. – Так он не додумался купить бабке наушники. Ночевал на работе… Только на дежурствах и спал. А потом вообще уехал.

– Из-за Марты? – спросил Денис, будто его дернули за язык.

Лена не удивилась.

– Да… Наверное, из-за Марты тоже. Но вообще-то он хотел больше зарплату, и вообще ему у нас не нравилось… А вы не уедете?

Денис хотел сказать «нет», но в последний момент придержал язык.

– Я Марту видела, – сказала Лена, помолчав. – Еще когда она к отцу приходила. Я пацанкой была, боялась ее страшно…

– А сейчас? – не удержался Денис.

– А она к нам с мамой не ходит, – сказала Лена. – Она ведь только к докторам.

Денису стало неловко. Он пожалел, что поперся в гастроном, не захватив зонта, что вздумал кормить воробьев, что согласился на Ленино предложение.

– Мне ее жалко, – сказала Лена. – Ходит, и ходит… И не понимает, что никто из наших не может ее папаше помочь. Даже если бы он был здоров и прожил сто лет, все равно сейчас бы уже умер… Знаете, мой отец искал их могилы, Марты и ее отца. Но старое кладбище застроили еще в пятидесятых… Ничего не осталось.

Прошел месяц. Денис получил уведомление с почты – его вызывали на междугородние переговоры.

Он не пошел, но через неделю уведомление пришло снова.

И он снова не пошел.

Баба Ганя смотрела в наушниках сто двадцать пятую серию какого-то фильма; Денис пожалел, что на входной двери нет глазка. Звонок повторился. Потом повторился еще.

– Кто там? – спросил Денис.

– Господин доктор… Пожалуйста, мой отец очень плох, пойдемте к нему, помогите, ради Христа…

Денис на цыпочках пошел на кухню. Налил себе воды из бака; напился, уселся в углу, обхватил руками плечи.

– Господин доктор…

Денис подпрыгнул на табурете.

Маленькая Марта заглядывала в окно. Бледное лицо ее поблескивало дорожками скатившихся слез.

Денис ушел к себе и задернул шторы.

Он долго слушал женский голос в трубке. Переговорная кабинка была тесная и душная, фанерный столик пестрел чьими-то телефонами в чернильных сердечках. Денис стоял и слушал; голос был далекий, почти космический…

В ту ночь дежурство вышло спокойное. Он сидел за столом и резал бумагу – пополам, потом еще пополам и так далее, пока вся столешница не покрылась мельчайшими обрезками, будто снегом.

Маленькая Марта не приходила с тех самых пор, как Денис выругал ее, велев убираться прочь.

– Понимаю, – сказал главврач.