Грешник (СИ) - Злобин Михаил

— Представь поле. Две бесчисленные армии замерли друг на против друга. — Вкрадчивый голос служителя постепенно обволакивал меня, как густой туман. И, видимо, в этом месте действительно было какое-то средоточие энергий, потому что сказанные мэтром слова внезапно начинали оживать, вырисовываясь объемными и реалистичными образами в моей голове. — Ты стоишь впереди всех. Твой шлем сверкает на солнце. Тысячи воинов жадными взглядами ловят каждый твой жест. Они готовы пойти за тобой умирать. Ты их лидер. Ты их опора. Ты их бог. Их жизни принадлежат тебе…

Служитель долго и красочно расписывал мне обе армии, мою важную роль в грядущем сражении и саму безумную сшибку. Но во мне это не находило никакого отклика. Я навидался этой мерзости в аду сполна. Навидался и пережил. Превращать еще и свою новую жизнь во вторую Преисподнюю, мне вовсе не хотелось. Единственное, что я отчетливо ощутил, так это то, что мне было жаль тех людей, которые жертвовали собой ради чьих-то чужих целей. Умирали ради веры во что-либо, или ради блеска мертвого золота. Осознание того, что ничто из этого не стоило их жизней, придет к ним слишком поздно…

— Так, кое-что есть. — Перемена тона в голосе служителя разрушила волшебную иллюзию, и картины кровавого ристалища исчезли, оставив после себя лишь тьму моих сомкнутых век. — На тебе нет печати Воргана, зато у тебя неплохой потенциал целителя. Твоя Анима Игнис очень хорошо отзывается. Что скажешь? Хочешь стать врачевателем, или продолжим?

— Давайте продолжим, — ответил я. Не думаю, что Сатана ждет от меня подвигов на поприще ле́карства.

— Пики монументальных горных склонов нависают над тобой, как живые исполины, созданные самой природой. Они могучи, они вечны, они холодны и безразличны…

Мэтр описывал живописные картины, и они снова овеществлялись в моем разуме, словно нарисованные рукой профессионального художника. Я видел огромные горы, отвесные скалы и глубокие расщелины, дно которых терялось в густой тьме, куда не достигал солнечный свет. Это было без сомнения прекрасно и грандиозно. Но меня, опять же, не привлекало. Тогда служитель Дивинатория переключился на другой пейзаж. Он показал мне бушующее море, волны, подобные девятому валу, накатывающие на берег и едва не раскалывающие старые валуны. Соленые брызги и влажная взвесь мельчайших капель. Крики чаек и грохот прибоя…

Красиво и сурово, но я остался практически безразличен и к этому пейзажу. А следом, видимо, настала очередь огня. И я как мог пытался уловить в себе отголоски влечения к этой стихии. Все-таки, Данмар был сыном кузнеца, и в раскаленной кузне он проводил много времени, что не могло не отразиться на его личности. В моем воображении заполыхало гигантское пламя, которое своим жаром разгоняло облака. Земля дрожала и выстреливала целые тонны раскаленной магмы в небеса. Величественно, грандиозно и жутко. Но не более…

И только лишь когда очередь дошла до четвертой стихии, я почувствовал то, что должен был. Облака. Пушистые облака. Невесомые, как воздушный поцелуй матери, и прохладные, как ласка утреннего бриза. Голубое небо, зовущее в свои объятия, и задорный хулиганистый ветер, который словно заигрывал со мной. Я вспомнил полет. И он был великолепен. Самые радостные моменты за обе свои жизни я пережил именно в небе. Когда черные величавые крылья несли меня над ночным городом, и когда воздух хлестал меня по щекам во время моих умопомрачительных кульбитов. Когда отблески небесных осколков слабым сиянием отгоняли тьму, и когда я чувствовал безграничную и незамутненную свободу… В эти моменты исчезали все оковы. Пропадали тревоги и растворялись в концентрированном восторге призраки прошлого. Исчезало абсолютно все, и даже мое сознание словно бы отходило куда-то на второй план. Оставалась только высота и бескрайний простор…

Я почувствовал, как от нахлынувших чувств по моим щекам побежали слезы. Проклятый Дьявол победил меня и загнал в угол. Как бы беспристрастно я не прожил жизнь Данмара, как бы не пытался подавить в себе любые привязанности, а этот раунд я уже заранее проиграл с треском. Проиграл, потому что влюбился в здешнее небо и прекрасное ощущение полета. И я буду жестоко расплачиваться за это, когда снова вернусь в ад…

— Я испытываю похожие чувства, Данмар, сын кузнеца, — голос мэтра вторгся в мои мысли самым беспардонным образом. — Мне тоже хочется рыдать, когда я вижу такого талантливого и способного юношу, который вынужден забыть о своих амбициях из-за Искры Жизни, которая тяготеет к воздуху.

Он мои слезы воспринял по-своему, и посчитал, будто я расстроился от того, что моя стихия оказалась слабым воздухом. Он подумал, что я плачу из-за того, что мне предстоит стать либо целителем, бесконечно бредущим по жизни от одной койки с лежащим на ней тяжело больным до другой, либо презираемым воздушником. Магом, который маг только среди простых смертных. Тот, кто обречен стать двигателем для парусников, или прислужником у какого-нибудь вельможи, который проветривает его господский сортир. Но мэтр ошибался. Это были слезы радости. Здешняя земля меня упорно не принимала, то и дело указывая на то, что я тут пришлый чужак. А вот небо… оно полюбило меня таким, каким я и был. Полюбило и подарило мне частичку себя. И теперь, какие бы невзгоды не выпали на мою долю, я буду знать, что я под этими звездами не одинок.

— Поздравляю, дочь. Ты очень хорошо показала себя на вступительном испытании. — Красивая высокая женщина в умопомрачительном платье с глубоким вырезом на спине подошла к Астре и сдержанно обняла ее. — Далеко немногим удается начать учебу с победы экзаменатора.

— Спасибо, мама, — ответила девушка. — Но я не вижу в этом никакого подвига. Нет чести в том, чтобы одолеть простолюдина.

— Ты права, моя дорогая. Но все же не стоит принижать свои заслуги… — молодая красавица, больше похожая на старшую сестру, нежели на маму Астры, задумчиво провела ладонью по ее медным волосам. Вообще, дочка всегда испытывала к ее внешности жгучую зависть. Такая стать, такое изящество в каждом жесте и движении, такая величавость… Как же ей хотелось хотя бы в половину быть такой же женственной, как мать. И такой же красивой. Даже ее имя невероятно шло ей. Луана, что в переводе с Айну значило «Блистающая».

Однако девушке в этом плане не очень повезло. Большинство внешних черт она позаимствовала от своего отца. И пусть в империи вряд ли можно было найти такого человека, кто мог бы назвать юную аристократку уродиной, но и до ослепительного великолепия матери она объективно не дотягивала. И это при всем при том, что маме через несколько лет уже стукнет пятьдесят, а за плечами у нее две беременности!

В общем, никакая молодая девушка не захотела бы находиться в тени своей родительницы. Где-то в глубине души Астра даже малодушно желала, чтобы неумолимая старость отняла уже наконец у нее эту красоту…

— Кстати, я слышала, что одному юноше удалось одолеть бастарда Атерна, — внезапно объявила женщина.

— Я уже тоже слышала об этом… — Астра поморщилась, словно разговор на эту тему был ей крайне неприятен.

— Дай угадаю. Ты уже успела не только познакомиться, но и повздорить с этим интересным Аколитом? — Холодно поинтересовалась Луана, от которой не могла укрыться кислая мина дочери. Она говорила полуутвердительно, потому что слишком хорошо знала скверный характер Астры. — Сколько мне раз тебе нужно повторить, что женщина должна быть гибкой, как ивовый прутик, а не прямолинейной, как удар дубиной, дочь? Ты слишком многое переняла от отца…

Девушка только виновато потупила глаза, не решаясь спорить с властной матерью. Астра вообще лишний раз старалась не раскрывать рта, когда речь заходила о ее поведении. Она уже приготовилась к очередной занудной лекции от нее, но Луана ошарашила ее внезапным предложением.

— Может, тебе вместо демонстрации своего дурного норова стоит присмотреться к нему получше?

— Что ты имеешь в виду, мама?! — Едва не вскричала дочь, боясь даже представить, что стоит за этим «присмотреться».