Белл Клер - Обретение судьбы

Ратха вытащила палку из лежавшей рядом с ней кучи. Это была хорошая ветка, терпко пахнущая свежей смолой. Ратха сунула палку одним концом в костер, потом вытащила и подождала, пока Красный Язык не расцветет в полную силу.

— Фессрана, — прошипела она сквозь зубы.

Фессрана подскочила к ней и с готовностью взяла факел.

— Пусть этой ночью Красный Язык будет сильным! — воскликнула она, прежде чем сомкнула челюсти.

— Хорошенько охраняй наше стадо, пастушка, — ответила ей Ратха. — Если мой питомец сегодня ночью не подпустит Безымянных к нашим глоткам, ты разделишь со мной власть. Я не забыла, кто сражался бок о бок со мной, когда свет Красного Языка впервые зажегся в глазах племени.

Фессрана опустила факел и понесла его прочь.

«Я бы могла назвать тебя подругой, ибо ты мне все равно что сестра, — подумала Ратха, глядя ей вслед. — Но я не позволю себе лишнего, я лишь признаю твою преданность».

Она выкрикнула следующее имя, зажгла еще один факел и посмотрела на пастуха, вышедшего из круга. Он тоже получил свой факел и ушел следом за Фессраной.

Ратха окунула очередную ветку в Красный Язык и передала ее в следующую пасть.

Пастухи один за другим получили свои факелы и уходили, чтобы занять свои места между стадом и Безымянными.

Оранжевые звезды горящих головней рассыпались по темному лугу, бросая пляшущие тени на траву под деревьями. Из леса послышались вопли, словно огонь добрался туда и царапал спрятавшихся в темноте.

Ратхе были хорошо знакомы эти крики. Они рвались из ее собственной глотки, когда она пряталась в этом же лесу вместе с Безымынными.

Но теперь, когда вооруженные факелами пастухи заняли свои места, вопли хищников зазвучали иначе.

Ненависть и злое торжество, еще недавно слышавшиеся в диком лесном вое, стали звучать глуше, подавленные растерянностью. Голоса дрожали, и Ратха слышала, как ярость борется в них со страхом. Этой ночью новый питомец вышел пастись на луг, и Безымянные боялись его.

Она задумалась о своей старой стае, о молодом вожаке, безмозглой серой старухе и остальных. Наверное, сейчас они жмутся в кучу под деревьями и растерянно переглядываются между собой. Что за ужасное сияние прогнало ночь и украло отвагу у храбрейших из них? Откуда и зачем пришел этот свет? И лишь один из Безымянных мог знать ответ на этот вопрос.

Ратха смотрела в огонь, борясь с воспоминаниями о Костегрызе. Наверное, он сейчас далеко отсюда, вместе с котятами, которых она родила ему…

Ратха оскалила зубы, словно Костегрыз вдруг вырос перед ней и ухмыльнулся своей насмешливой улыбкой, обнажавшей сломанный клык.

Она схватила палку и с такой силой впилась в нее зубами, что расщепила ее.

Отшвырнув негодную ветку, Ратха схватила другую и сунула ее в огонь. Когда она обернулась, то увидела перед собой морду Костегрыза. Хвост у нее распушился, и все волоски на спине встали дыбом.

Глаза у него были зеленые, а не янтарные, а морда была покрыта длинными рваными шрамами, распухшими и покрытыми коркой подсохшей крови.

— Такур, — выдохнула Ратха, опуская взъерошенную шерсть. — Ты последний?

Он приблизился, глаза его смотрели озадаченно и с тревогой.

«Не удивительно, — подумала Ратха. — Наверное, вид у меня был такой, словно я хочу броситься на него!»

— Все уже получили свои факелы, Давшая Новый Закон, — сказал Такур, однако не открыл пасть, чтобы получить горящую ветку, как остальные.

— Можешь стеречь скот без факела, если хочешь, — сказала Ратха, кладя ветку обратно в костер. — Наверное, тебе больно открывать пасть.

— Шрамы нескоро заживут, — ответил Такур. — Меоран не любил вылизывать грязь из-под когтей.

— Раньше ты боялся моего питомца, — тихо сказала Ратха.

— Я и сейчас боюсь его, и гораздо сильнее, чем раньше.

Он твердо смотрел на нее, и было в его глазах и запахе нечто такое, от чего у Ратхи кровь стыла в жилах.

— Я насмехалась над тобой из-за этого страха, — выдавила она. — Но я больше никогда не буду смеяться над тобой.

— Я возьму факел, — отозвался Такур. — Он понадобится мне, когда разбойники нападут. Но сначала, Давшая Новый Закон, я покажу тебе твой народ.

Ратха наморщила брови, озадаченная и раздосадованная его словами. Им нужно было готовиться к отражению атаки, Безымянные могли в любой момент хлынуть на пастухов из леса! Сейчас было не время тащиться за Такуром на луг и смотреть на то, что ему вдруг захотелось ей показать.

Ратха уже хотела отказаться и отослать его к стаду, но тут непрошенная мысль вдруг пришла ей в голову.

«А ведь Такур самый умный из всех нас. Сколько раз я отворачивалась от его мудрости именно тогда, когда мне следовало бы к ней прислушаться! Возможно, сейчас уже слишком поздно, но на этот раз я все-таки выслушаю его».

Оставив костер, Ратха пошла за Такуром. Вопреки ее ожиданиям, он не повел ее к ближайшему пастуху. Вместо этого он направился к пламени, трепетавшему в самом дальнем конце луга. Он приближался сзади и против ветра, чтобы пастух не мог ни увидеть их, ни почувствовать их запах.

Такур был уже возле хвоста пастуха, когда тот вдруг подпрыгнул и обернулся, размахивая факелом. Взревело пламя, и Такур распластался животом по земле. Затем он бесшумно отполз назад, оставив Ратху один на один перед пастухом.

Парализующий ужас охватил ее, когда она увидела своего питомца в чужой пасти. Она, Давшая Новый Закон и Приручившая Красный Язык, теперь могла лишь беспомощно пятиться, вжимая голову в плечи, и это продолжалось до тех пор, пока пастух не остановился.

Страх мешался в ней с гневом. Такур нарочно спугнул молодого пастуха и шмыгнул в сторонку, оставив ее перед нападающим! Он знал, что ей не грозит никакая серьезная опасность, ибо пастух очень быстро узнает ее.

Молодой пастух был знаком Ратхе — даже слишком хорошо знаком. Это был сын Срасса, старого пастуха, убитого на ее глазах на этом самом лугу. Ратха вновь вспомнила глаза старика в последний миг его жизни, когда серая старуха рвала мясо из его дрожащего бока, а серебристый охотник крошил зубами его череп. Уродливая морда старика была искажена болью и яростью, и все-таки, до самого последнего мгновения, это была морда Срасса.

Но сейчас, когда Ратха смотрела на сына Срасса, она не видела в его морде ничего знакомого. Багровый свет, сиявший в глазах молодого пастуха, был порожден огнем, пылавшим у него внутри, а не только снаружи. Это была новая дикость и новая свирепость, которую Ратха никогда не видела в глазах тех, кто сражался только при помощи клыков и когтей.

Ей хотелось заскулить и отползти назад, но гордость заставила ее остаться на месте. Молодой пастух опустил свой факел, и морда его вновь стала мордой сына Срасса, мучительно знакомой в своей вислоухой некрасивости. Но Ратха знала, что теперь каждый раз при взгляде на него будет вспоминать эту ночь и перемену, вызванную в нем огнем.