К. Миллс - Книга Жанны

Когда я вошла, она взглянула на меня и холодно сказала:

— Вы, возможно, не читали правил, касающихся временных гостей, Ларга! Вы не можете покинуть обители, пока не кончится война или пока ваш муж отзовет вас обратно. К счастью, лорд Ричард предвидел, что некоторые женщины могут попытаться нарушить перемирие и вернуться обратно, поэтому он послал человека, который вывел из строя машины.

Я смотрела на нее и недоумевала, как может она доверять смертельному врагу своего племянника.

— И не нужно смотреть на меня такими глазами, Ларга. Лорд Ричард, очевидно, прав. Вы останетесь здесь. Если вы понадобитесь моему племяннику, он пошлет за вами. До этого времени он ожидает, что вы будете вести себя как Ларга Халарека, а не как безумная своевольная чужестранка. Можете теперь пойти в свою комнату и поразмыслить над своим поведением. — Аббатиса подняла капюшон и отвернулась.

Мне пришлось проглотить свое негодование. Аббатиса дала понять, что разговор окончен. Спорить бесполезно. Это еще больше обострит наши отношения. Я повернулась и вернулась к себе.

Последующие недели принесли очень мало новостей о ходе войны. Если не считать серой накидки и капюшона, ничто не связывало меня с жизнью общины. Накидка, по крайней мере, будет до поры скрывать мою беременность, а капюшон избавлять от ненужных собеседников. Раз в неделю я ходила в церковь к причастию. Я не читала священную книгу и не размышляла о прочитанном. Я молилась.

Даже находясь среди других женщин, принадлежащих Семьям, например, во время трапезы, я оставалась одинокой — нас всегда разделяла дистанция. Я не могла никому доверять, ни с кем я не могла говорить, поделиться своими страхами, рассказать о сыне, которого я ждала. Вокруг не было никого, кто помог бы мне разобраться в своих чувствах, выйти из состояния неуверенности и неопределенности.

Быть может, Карну стало безразлично, смогу ли я дать ему наследника? И все из-за долгого ожидания по моей вине? Нет, не может быть. Дом Халарека значит для него слишком много. Винит ли он все еще меня в смерти Джемми? Все еще ненавидит меня? Все еще любит? Круг за кругом — и нет выхода из этой карусели вопросов и сомнений, начало и конец которой в депрессии и отчаянии.

На случай, если что-то помешало моему письму дойти по адресу, я заставила себя попробовать вновь. И опять, и опять. В ответ — ни слова. Захваченная этим водоворотом вопросов, сомнений и отчаяния, я еще больше ограничила свое общение с другими женщинами. Я не снимала капюшона даже во время еды. Я часами бродила по крепостным стенам, вглядываясь в иссушенные равнины, отделявшие меня от дома. Над этими равнинами пронеслось лето и, заглянув в маленький садик обители, отправилось дальше к северу. Солдаты Харлана в зеленой форме установили «защитную» зону вокруг крепостных стен. Я гадала, то ли у них было на это разрешение Совета, то ли Ричарда больше не интересовало мнение этого органа.

Порой я слышала, как в трапезной обсуждался ход войны. Владения Друмы были полностью в руках Ричарда (в действительности, в руках Одоннела, но это, в конце концов, одно и то же). Дом Харлана теснил Дом Халарека километр за километром, гектар за гектаром. В многочисленных наступлениях и контрнаступлениях Онтар неоднократно попадал в осаду. Но я знала, что все это никак не могло повлиять на почту. Вся почта переправлялась Гильдией, а Гильдию не беспокоил никто.

Я все больше убеждалась в том, что Карн просто не хочет общаться со мной, и эта уверенность породила во мне глубокую горечь. Я ведь так была уверена, что он любит меня, и что наша любовь может справиться с любыми бедами. Я была одинока, покинута. Единственным свидетельством того, что я была любима, остался мой ребенок.

Когда листья нашего садика начали желтеть, я, тщательно подбирая слова, составила послание Первому Коммерсанту Тремо. Потом по-фрувански, медленно и внятно для чужеземца, прочла его перед рекордером.

— Я не могу связаться со своим лордом. Не знаю, действительно ли таково его желание. Следует ли мне обратиться за помощью извне? Несомненно, ваши связи и связи моего отца могли бы спасти его. Если вы сочтете это стоящей идеей, не поможете ли вы мне.

Я щелкнула выключателем и задумалась. Мне необходимо было знать.

— Я хочу знать правду, Сэм, какова бы она ни была. Если Карн должен погибнуть, или погибнуть только для меня… — Я не могла продолжать в том же духе. Добавив в конце: — Передайте ему, что я люблю его, — я перемотала запись, запечатала пакет, надписала адрес и бросила в почтовый контейнер.

Неделю спустя одна из младших дьяконесс постучала в мою дверь и просунула голову в дверь.

— Простите, что беспокою вас, но аббатиса Альба хочет с вами поговорить.

Альба встретила меня у двери своего кабинета.

— Здесь был человек Гильдии и хотел повидать вас. — Должно быть, она заметила, какой радостью для меня оказалась эта новость — это значило, что наконец-то мой крик достиг чьих-то ушей. Аббатиса нахмурилась и строго продолжала: — Я, конечно же, не могла ему позволить говорить с вами и отослала его.

Я в ярости повернулась, чтобы уйти, но аббатиса остановила меня, положив руку мне на плечо.

— Он сказал, что дело неотложное и касается моего племянника, поэтому я разрешила ему оставить вот это, — она вложила мне в руку кассету с лентой. — Я надеюсь, что это добрые вести.

Мягкость последних слов аббатисы удивила меня, да, кажется, и ее тоже. Она резко повернулась и исчезла в своем кабинете, плотно притворив дверь за собой.

Лента содержала очень мало новостей. Сэму не позволили проникнуть в Онтар, откуда не доходили даже слухи.

«Ларга, я сделал все, что мог. Я переслал ваше письмо в поместье с Вейсманом. Его блокировали в городе во время последней осады, и ему пришлось укрыться в помещении Гильдии. Он поклялся любовью к своему лорду, что проберется в Онтар. Когда Харлана на несколько часов отбросили, он направился туда».

Пришел рождественский пост с дождями и морозом. С каждым днем усиливалось во мне чувство горечи, а мысли становились все более и более злыми. Меня снова предали. Он использовал меня. Мужчины, которых я встречала в своей жизни, говорили себе, — пусть она думает, что я люблю ее, — и принимались убеждать меня в этом. И я верила им. Ланс теперь богат, как он и мечтал об этом всегда. У Карна будет сын, которого он хотел. Теперь меня уже дважды одурачили. Хуже, чем дважды, потому что Карн никогда не притворялся, что верит в любовь между мужчиной и женщиной. А если вспомнить; то он несколько раз говорил о такой любви, как о чем-то скверном. Каждый раз цепочка горьких мыслей кончалась одним и тем же — почему же я не могу перестать его любить? Я разлюбила Ланса — почему я продолжаю себя мучить?