Сердце шипов - Мерседес Лэки

– Я не хотела огорчать маму или тебя, папа.

– И поэтому ты пришла сюда одна. Тут ты прячешься, когда тебе нужно поплакать, я понимаю. – Он продолжал гладить меня по волосам. – Я заметил, что тебя нет в комнате, как обычно, когда ты читаешь или занимаешься перед ужином. Я хотел сказать, что ты не одинока в тоске по нему, и пошел тебя искать. Дженивер всегда приходил сюда, когда был расстроен, злился или грустил.

Мне открывалась совершенно новая, неведомая прежде сторона отца, и я жаждала услышать еще.

Папа взял меня за подбородок, заставил приподнять лицо, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Я знаю, тебе сейчас очень тяжело, но ты отлично справляешься. Не дуешься, потому что я не смог сделать тебя принцессой, не ревнуешь к малышке-сестре, не возражаешь, что я занял место Дженивера рядом с твоей матерью. Поэтому сейчас я кое-что тебе пообещаю. Когда пройдут крестины, мы с тобой будем проводить больше времени вместе, и я расскажу тебе, каким был Дженивер в твоем возрасте. Все, что знаю и помню. И еще: чему бы ты ни хотела научиться, я найду тебе учителей. Я хочу, чтобы ты расцвела. Будь как Дженивер, Мириам. Будь той, кем пожелаешь, даже если для этого придется выбираться из странных ситуаций или попробовать то, что тебя пугает.

Наверное, последние слова должны были меня напугать. Но… не напугали. От них стало легче на сердце, и я воспряла духом. А еще слова папы меня взволновали.

Он расскажет мне все о моем отце. И поддержит меня в любом начинании. Большинство девчонок никогда не слышат такого от кровного родителя, не то что от отчима.

– Полегчало? – спросил он, и я кивнула. – Вот и хорошо. Пройдем у фонтана, умоешься, и никто не узнает, что ты плакала. А потом позовем твою маму и все вместе отправимся на ужин, чтобы все увидели: неважно, какой у тебя титул, ты все равно моя дочь.

Присутствие светлых фей в королевстве означало: когда бы вы ни планировали большое событие, можно рассчитывать на идеальную погоду. По правде говоря, даже темные феи не допустили бы дождя там, куда их пригласили, – да, они любили устрашающе появиться с громом и молниями, но, как и простые люди, не желали промокнуть под ливнем. Казалось бы, можно наслать непогоду и не прийти, но ведь там будут все соперники, а если на них хлынет дождь, они начнут распускать сплетни или устраивать распри.

Борьба между феями куда страшнее, чем между людьми, потому что феи живут очень долго и способны затаить злобу на века. У папы даже был отдельный секретарь с двумя помощниками, которые отслеживали все сплетни о феях и то, кто с кем враждует. Ну, по крайней мере то, что удавалось узнать. Простолюдинам такие вещи не нужны. А вот если кто-то рангом выше рыцаря не знает о неприязни между темными феями, с которыми может столкнуться, он рискует их оскорбить и тем самым дозволить им устроить любую пакость. И, конечно, они нашлют на него или его ближайших родственников что-то страшное.

В общем, отличная погода не только на сами крестины, но еще на несколько дней до и после была нам гарантирована. Значит, мы могли пригласить гораздо больше народу, чем вмещал дворец, – и разбить для них лагерь на огромном лугу перед главными воротами, не опасаясь, что их пребывание омрачит ужасная погода.

Я уже видела из окна своей комнаты причудливые шатры. А вчера прогулялась между ними, и, поверьте, они просто роскошны. Ковры под ногами, хитроумная складная мебель, повсюду подушки, толпы слуг – все, что только можно пожелать. Честно говоря, гостям здесь было куда просторнее и, наверное, комфортнее, чем тем, кому выпала честь ютиться в крошечных покоях дворца. С высоты пятого этажа все это казалось грибным полем – сплошные шляпки шатров.

– Моя госпожа, – процедила Белинда ледяным тоном, который означал, что она уже по-настоящему мной недовольна. – Вы не одеты. Вы не фея, вы не можете разгуливать в одной кисее.

– На мне все, кроме верхнего платья, и я жду служанок, – честно ответила я и с сожалением отошла от окна. Белинде не нравилось, что я высовываюсь из него в сорочке. Не то чтобы кто-нибудь мог меня увидеть; окно узкое, никто даже не поймет, мальчик я или девочка.

Белинда была не в духе. И держала то самое верхнее платье в руках. Иногда ей можно было перечить, но явно не сейчас. Я покорно подняла руки, и Белинда нетерпеливыми рывками натянула на меня платье, туго затянула шнуровку на спине и взялась за нарукавники.

И тут мне повезло: наконец явились служанки, выдернули нарукавники из рук Белинды и сами взялись за дело. Я давным-давно научилась набирать полные легкие и задерживать дыхание, когда Белинда брала на себя труд помогать мне одеться, чтобы ей не удалось зашнуровать меня так туго, как ей хотелось. Иначе я вообще бы дышать не смогла, наверное. И нарукавники она бы затянула так, что руки толком не согнуть.

Когда сорочку поправили, чтобы она красиво проглядывала на плечах и локтях, а вокруг моих бедер застегнули золотой пояс, настал черед прически.

Волосы у меня такие прямые и тонкие, что с ними немногое можно сделать. Если уложить локонами, те исчезнут, едва я доберусь до парадного зала. Поэтому, несмотря на разочарование Белинды, служанки заплели мне единственную длинную косу с зелеными лентами, а потом повязали вокруг головы золотой венок в тон поясу. Вот и все. Я посмотрела в маленькое зеркало, расположенное так, чтобы отражать как можно больше света из окна, и обрадовалась, что все еще похожа на саму себя.

– А ожерелья? Серьги? Браслеты? – скорбно поинтересовалась Белинда.

– Некогда, – ответила служанка и поспешила меня выпроводить, а потом подмигнула, как только мы оказались за дверью.

Времени было еще полным-полно, но служанка знала, как сильно я не люблю обвешиваться безделушками. Будь на то воля Белинды, мне бы пришлось нацепить два ожерелья, бархатку (скорее удавку), огромные серьги, от которых бы еще пару дней ныли уши, и столько браслетов на каждую руку, что я бы постоянно звенела. Столько увесистых украшений создают впечатление, что я пытаюсь привлечь к себе внимание, хотя на самом деле я предпочитала обратное. Единственное, что я ношу регулярно, – цепочка с простым серебряным медальоном, где хранятся три локона. Золотисто-каштановый – мамин, черный