Далия Трускиновская - Диармайд. Зимняя сказка

Изора покосилась на нее – Сана, понимающая, как можно разлюбить всех мужиков разом, была для нее чудом не менее великим, чем говорящий шар.

– Ну, разлюбила, ну так может же опять полюбить! А мы с тобой на что? Есть же привороты!

– Тот, кто показал нам ЭТО, не хуже тебя знает, что есть привороты. Нам сказали, что все наши знания тут бессильны, понимаешь?! – тут и Изора заорала. – Любовь через привороты Дару не спасет!

– А где же мы ей возьмем настоящую любовь?!

– Где-где… – проворчала, внезапно угомонившись, Изора. – Давай думать. Как ты считаешь, сколько у нее крестниц?

– Тут и считать не надо – восемь. Помнишь, когда близнецов лечили? Она попросила трех крестниц у Брессы – и нас, с ней вместе, стало двенадцать.

– Какой же скотиной нужно быть, чтобы лишить ее целительского таланта!

– Гвоздей тебе в ноги, ни пути тебе, ни дороги, – со вполне понятной злостью сказала Сана хрустальному шару, чтобы нечто в глубине тут же передало пожелание беловолосому негодяю.

– Собака съела, кость зарыта, дверь закрыта, – припечатала Изора. – И все-таки – почему она не к кому-то приехала, а к нам, сюда?

– Потому что нас тут двое? И мы вдвоем лучше ей поможем, чем одна крестница? – предположила Сана.

– Откуда ты знаешь, сколько крестниц в других местах? Может, где-то их трое или вообще пятеро? Или…

Вдруг Сана осталовилась, словно прислушиваясь к себе. Изора знала эти моменты внезапного спокойствия, знала также, как ими пользоваться, – крестная, обнаружив неожиданную власть протяжно произнесенного имени, выучила Изору помогать Сане.

– Спокойно, Сана, спокойно, Сан-на, Сан-на… – тихо произнесла Изора, осторожно будя то, чего умом постигнуть не могла, но, как всякая женщина, тоже частенько в себе чувствовала, хотя и не с такой силой, как подруга.

– Я спокойна, – чуть изменившимся голосом ответила Сана. – Только волна снизу пошла…

– Вверх ее гони. Ты должна понять, почему Дара приехала именно сюда.

– Она узнала, что ты открываешь салон, и надеялась на работу? – неуверенно предположила Сана и опустилась в кресло.

– Не умничай. Она не знала, что я открываю салон. Поднимай волну выше, еще выше… есть же причина!… Спокойно, Сан-на, спокойно, Сан-на…

Подружка, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла и застонала.

– Выше, выше, еще выше! – твердила Изора, склоняясь над ней. – Ты – можешь! Выше! Ты можешь поднять силу высоко и понять, ПОЧЕМУ ДАРА ПРИЕХАЛА СЮДА!

– Да… Да… – то ли шептала, то ли стонала Сана. Но пик возбуждения миновал – ей удалось увести силу из опасного места, и теперь она дышала ровно, глубоко, сжимая и разжимая кулаки.

– Ты знаешь, Сан-на, ты уже знаешь…

– Да… Знаю… Она приехала, чтобы найти одного человека…

– Этого, из шара?

– Нет, другого… Она приехала, чтобы вернуть себе любовь…

И тут зазвонил дверной колокольчик.

– Будь ты неладен! – воскликнула Изора.

То, что владело сейчас Саной, не было по всем правилам отпущено на свободу, вверх, и вот-вот должно было вернуться в то место ее тела, где зародилось.

Сана открыла глаза.

– Это – он. Собирайся скорее!

– Сила? – участливо спросила Изора. – Бегу, бегу…

Когда Сана впустила и отправила ждать на кухню очередного своего друга, в эти минуты – просто необходимого, Изора уже натягивала колготки.

Не всегда она одобряла похождения подружки, но сейчас был тот случай, когда Сана не имела другой возможности избавиться от сгустка силы.

Главное они все же сделали – узнали правду.

Проснувшись, Дара первым делом принюхалась. Изора, стряпуха милостью Божьей, мастерила на кухне омлет, но какой омлет! Дольше спать в присутствии этого омлета было просто невозможно.

Дара накинула зеленый капот, который при нужде служил и мантией, и утренним халатом, и вышла к крестнице. Изора, также в зеленом, как раз накинула на сковороду с омлетом крышку и выжидала нужный миг, чтобы выключить огонь.

– Сашка прибегала, – сообщила она. – Переоделась – и на лекции.

Дара молча протянула было руки над столом – благословить трапезу, но вспомнила, что больше не может.

– Давай ты, – сказала она Изоре.

Завтракали в смутном состоянии духа. Изора боялась задавать вопросы, Дара целиком ушла в себя.

– Какие планы? – наконец осмелилась спросить Изора. – Мне-то в салон, бездельников гонять, потом поеду за мебелью. Хочешь – можно вместе.

– Я просто погуляю, – тут Дара поняла, как глупо и фальшиво звучит это «погуляю», и добавила:

– По магазинам пройдусь.

Изора удивилась было, потом вспомнила про лечение «грязными порогами», когда как раз и нужно слоняться по базарам, потом опять-таки вспомнила, что лечением Дара теперь заниматься не может, и напоследок пожелала беловолосому гвоздей в ноги и ни пути, ни дороги.

Но крестная, особенно в таком состоянии, имела право на всякую блажь – и Изора, научив ее, как при входе в незапертую дверь тут же отключать сигнализацию, помчалась в салон доругиваться с ремонтниками.

Дара надела свой чернокаракулевый полушубок, надела черную вязаную шапочку, убрав в нее волосы (даже если один из трех гейсов и имел в виду головные уборы, то не все ли теперь равно?), вышла из дома и неторопливо пошла по улице, глядя на прохожих и на витрины. Ей нужно было собраться с духом, чтобы осуществить довольно странный план…

Это, с какой стороны ни глянь, была безнадежная затея. Но никакой иной в Дарину голову не приходило – и она, не привыкнув сидеть сложа руки, решила попытаться. Хотя сказано же было умными людьми о невозможности дважды войти в воды одной реки…

Есть вещи, которые кажутся невозможными лишь потому, что считаешь: молодость будет длиться вечно. Кажется невозможной седина, кажется невозможной боль в коленях, сердечный приступ тоже кажется невозможным в двадцать лет, однако рано или поздно выясняешь, что время приносит не только сладкие плоды. Точно так же Даре, услышавшей гейс, навеки связавший ее способности с любовью, казалось, что уж любить-то она будет до последнего мгновения. И даже не любовь – тот, кто наложил гейс, имел в виду состояние влюбленности, а уж оно-то никуда не денется.

И вот оказалось, что даже этого легковесного чувства в ней больше нет.

Изора и Сана не знали, что Дара не к ним в гости заявилась – а вернулась в город, где провела детство и юность. Меньше всего она рассчитывала на помощь крестниц – разве что по части трудоустройства. Дара хотела пожить в этом городе несколько недель, понять, каким он стал за время ее отсутствия, и, возможно, совершить кое-какие попытки.