Андрей Дашков - Эхо проклятия

Между тем здесь часто собирались профессиональные игроки и ставки порой достигали астрономических величин. Проститутки привозили сюда своих клиентов, которым был гарантирован полный набор удовольствий: купить наркотики не составляло труда – если, конечно, знать в какую дверь стучать. Кроме того, в мотеле бывала и более опасная публика – люди, после которых остаются неопознанные трупы и не находится свидетелей. Добавьте сюда несколько сомнительных самоубийств – все равно вам не удастся поколебать печальную статистику современного города.

Но вот кого я ни разу не видел в «Медовом месяце», так это молодоженов.

Я приехал в мотель минут за тридцать до назначенного срока, чтобы немного осмотреться – на тот маловероятный случай, если сделка по какой-либо причине не состоится. Заплатил наличными и получил ключ от коттеджа, который выбрал сам – в этот сезон едва ли была занята треть мест. По мере того как город разрастался, «Медовый месяц» постепенно сдавал свои позиции. Когда-нибудь, лет через десять-двенадцать, цена участка достигнет критической отметки и мотель снесут, воздвигнув на его месте очередной урбанистический шедевр – может быть, пятизвездочную гостиницу. Мертвые сооружения тоже стоят на съеденных ржавчиной костях своих предшественников.

Давно стемнело. Бар был закрыт; над дверью бильярдной сталкивались и разлетались светящиеся шары. Это повторялось снова и снова и вызывало безотчетное желание покончить с их мучениями – например, разнести вывеску камнем. По шоссе проносились автопризраки. Где-то вдали раздавался тоскливый гудок локомотива, а сверху спускался гул заходящего на посадку лайнера. Это был мир жестянок, угодивших в тотальную давильню. Рано или поздно все попадают под пресс...

Без пяти десять затрещал мобильник, и я назвал номер коттеджа. Приятно иметь дело с пунктуальными людьми. Фирма «Подружки-би» оказалась солидной. Мне оставалось только дождаться дорогих гостей – дорогих в прямом смысле слова.

Тем временем я осмотрелся в коттедже. Кто-то явно пытался придать обстановке определенное своеобразие. Березовые поленья лежали в декоративном камине, наверное, уже не первый год. Напольные маятниковые часы смотрелись тяжеловато – жуткий механизм, внутри которого похоронены годы и десятилетия. В углу стоял старинный ламповый приемник с зеленым «глазом» – еще одно отличное средство, помогающее хотя бы ненадолго отвлечься от суеты. Я включил его, и спустя несколько секунд в комнате зазвучал Чайковский. Красота этой музыки была даже слишком печальной. Кроме того, мне показались странными картины, висевшие на противоположных стенах: на одной был изображен слепец в черных очках, несущий дохлую рыбу, причем за его спиной была видна гавань; на другой четверо мужчин в средневековых одеждах играли в домино – при этом все четверо были альбиносами с розовыми глазами.

Мне не пришлось долго ломать голову над несуществующей загадкой – скорее всего, картины попали сюда с какой-нибудь дешевой аукционной распродажи. Напоследок я заглянул в спальню. Черные простыни как нельзя лучше подходили к случаю, хотя при других обстоятельствах подобный штришок показался бы несколько нарочитым. Против изножья кровати тоже висела картина – ничем не примечательная пастораль.

Кто-то вежливо постучал в дверь. Я открыл. На пороге стояли две девушки, выглядевшие при вечернем освещении весьма привлекательно. Я посмотрел поверх их головок, очерченных серебристым ореолом. На стоянке появился «Форд-эксплорер», и я мог бы поклясться, что в нем находится парочка «пастухов», не нашедших лучшего применения излишкам здоровья. Впрочем, как знать, кто из нас был ближе к цели на извилистой дороге, ведущей в рай... и обратно.

Я отодвинулся в сторону, впуская девушек, и закрыл дверь. Они чувствовали себя совершенно свободно. У обеих были отличные фигуры.

– Я Дельфина, – сказала одна. Та, что была 20/178/65.

– Я Ипполита, – сказала другая.

Вот так. Просто и без затей.

– В таком случае я Шарль, – сказал я.

Мы прекрасно поняли друг друга и вместе рассмеялись, а старик Бодлер, думаю, на меня не обиделся. Дельфина подмигнула мне. Что ж, при прочих равных условиях я предпочитаю шлюх с университетским образованием.

Ипполита сбросила туфли и босиком прогулялась по ковру. Я всегда обращаю внимание на форму пальцев и ногтей – они не должны быть испорчены тесной обувью. Это почти безошибочный показатель уровня. У Ипполиты все было в порядке.

– У тебя найдется «снежок»? – спросила та, что назвалась Дельфиной.

– У меня есть кое-что получше, – сказал я.

И достал... Назовем это для удобства Ключом. Тот, кто владеет чем-то подобным, меньше всего озабочен выбором имен или названий. Я не случайно говорю об имени. В некотором смысле Ключ является живым существом и находится в симбиозе с владельцем. Он заключает в себе нечто большее, чем способность отпирать двери между мирами. Свой я получил в первом Доме Эрихто, и воспользоваться им не мог никто, кроме меня. Таким образом, украденный или найденный Ключ совершенно бесполезен. И еще одно: в тот момент, когда перестанет биться мое сердце, Ключ тоже прекратит свое существование.

Ну вот, теперь вы знаете даже больше, чем мои жертвы. Это может вам дорого обойтись. Но вы по крайней мере предупреждены.

Дельфина и Ипполита ждали. Поверьте, мне было жаль разочаровывать девушек, хотя в общем-то я их не обманывал. Ни один наркотик не забрасывает так далеко и так быстро, как Ключ. Вот только для них это странствие плохо закончится...

Внезапно из приоткрытой двери на веранду потянуло морской свежестью. Мерный рокот прибоя вкрадчиво вполз в уши, будто был не сочетанием звуков, а ядовитой змейкой. Еще раньше прекратилась музыка; теперь из приемника доносился только шум атмосферных помех. Правда, в какой-то момент мне показалось, что сквозь треск электрических разрядов доносится низкий монотонный голос, бубнящий на незнакомом языке (больше всего это напоминало молитву), но я счел это игрой воображения. Откуда взяться человеческим голосам в эфире этих безлюдных миров? Здесь можно услышать разве что послания с других звезд или радио, вещающее из ада...

Я увидел, как у шлюх округлились глаза. Еще не от страха. Всего лишь от удивления. Но представление только начиналось. Голубоватый свет неоновой вывески, прежде пробивавшийся сквозь щели жалюзи, сменился ядовито-желтым лунным сиянием. Ареалом слингера было побережье – возможно, даже побережье Атлантиды. Я узнавал густые ароматы, от которых воздух становится вязким, как бальзам. Такого запаха уже нет нигде на Земле. Он будоражит кровь оттенками дикости и первозданности. Иногда мне кажется, что это запах самой вечности.