Мария Ермакова - Старуха по пятам

   Если ранее Амок вёз Карса только потому, что Мара исподволь и постоянно передавала упрямому жеребцу приказ о послушании, то теперь Карс и сам потянулся разумом к сознанию прекрасного животного, убеждая, что он не враг. Насколько ему было известно, тайгадримы считали людей физически слабыми и нуждающимися в защите, покоряясь лишь тем, в ком ощущали волю, силу характера и стремление к свободе, равные их собственным.

   Тайгадрим фыркнул и закивал головой, признавая Карса за своего. Мара, ощутившая прикосновение разума спутника через разум лошади, удивлённо посмотрела на юношу.

   - У меня тоже есть тайгадрим, - улыбнулся Карс. - Белый красавец по кличке Караз, в переводе с арзиатского диалекта - Копьё.

   - Ларалла ки лаи, - вдруг сказала Мара, и обычно низкий голос зазвенел серебряными колокольчиками. Карс, с детства изучающий наиболее распространенные языки Таласской дуги, изумлённо взглянул на неё, так и не сумев перевести.

   - Пронзающий Пространство, - подсказала женщина и улыбнулась. - Я бы хотела иметь собственного тайгадрима! Ведь Амок не мой!

   - Он принадлежит твоему... другу? - осторожно поинтересовался Карс, запнувшись перед словом 'друг'.

   Мара сдавленно засмеялась.

   - Садись в седло, - проговорила она.

   Её глаза снова стали холодны, словно подёрнулись прозрачным льдом.

   Карс пожал плечами. Вслед за ней прыгнул в седло смирно стоящего Амока. Почти сразу всадница пустила коня галопом.

   - Чем дальше уйдём, тем спокойнее пройдет ночь! - крикнула она Карсу. - А завтра мы будем на побережье.

   Более Карс не оглядывался назад. Стволы колоннами уходили вдаль. Высоко возносимые ветки не хлестали по лицу, как это делали её волосы. Но он готов был скакать вечно - очертя голову, забыв о времени, о доме и делах, что накопились с момента его отъезда, об отце и сестре, которые, наверняка, места себе не находили. Юноша, в который раз, поймал себя на том, что рядом со странной спутницей забывает обо всём. На ум пришли строчки Лунного Мэтра - так звали в кольце Арзиата Адиля Мойяра. Его стихи Карс часто слышал от Данки Игральной Кости и читал сам, сидя в огромной отцовской библиотеке:

   Он помнил лишь отрывок, да и тот был не верен в отношении Мары - ну какая там нежность? Как вдруг подумал - а откуда ей взяться в её движениях и голосе? Кто и когда был нежен с ней? И сам себе ответил - никто и никогда. Стоя на той поляне с завязанными глазами, он слышал голоса её спутников и того, главного, которого прекрасно себе представлял. Разве таким людям были знакомы лёгкие прикосновения губ и рук, тихий голос, декламирующий волшебные строфы великого поэта, обволакивающая музыка, которая делала мир лучше? Они вершили свой путь в грязи и крови, в поту и нечистотах - как физических, так и моральных, нравственных. Развернись Мара сейчас и всади ему, Карсу, сталь своего кийта под рёбра - он бы даже не удивился!

   Юноша наклонился к её уху и, почти касаясь губами, шёпотом повторил строчки Мойяра, которые только что вспомнил. Крылом птицы ударили по глазам чёрные пряди. Мара затрясла головой, словно желала избавиться от наваждения. Резко осадив Амока, соскочила с седла. Развернулась к юноше, скрючив пальцы - разъяренная кошка! Только что не шипела. Карс смотрел на неё, усмехаясь. Он не хамил - просто, не знал, как себя вести.

   - Зачем ты сказал мне эти слова? - резкий оклик хлестнул пощечиной. - Или мы не заключали хаг?

   Он перекинул ногу через спину коня и спрыгнул на землю.

   - Я дал слово - я его сдержу! - сказал примирительно. - Это просто стихи, поверь. Я... только что вспомнил. Ты вообще знаешь, что такое стихи? - последние слова он почти прокричал, разозлившись. О, Прекрасная Всадница, скорей бы закончить гонку, расстаться с этой сумасшедшей и вновь очутиться на знакомых широких улицах столицы!

   - Не ори на меня! - неожиданно спокойно ответила она. - Стихи, так стихи. Пора сделать привал.

   Взяв под уздцы коня, Мара повела его к небольшой полянке, прятавшейся в густых зарослях ежевики и дикой малины. Неподалеку журчал родничок, бутоном проталкивая из земли смешной прозрачный фонтанчик.

   Судя по расчету скорости Амока и времени в пути, они преодолели два дня за половину. Если лесничий и нагонит - то позже, на побережье, а там найти их будет не так-то просто.

   - У нас есть ночь! - Мара разжигала костер, используя обычный трут и сухой мох. - Но дежурим по очереди. Мало ли кто здесь ещё может бродить - в глуши.

   Карс пожал плечами. Ему стало стыдно за самого себя. Нет рядом отца, чтобы попенять на 'открытое лицо', которое не должно показывать посторонним. Нет Данки - великолепного учителя управлять не только своей мимикой, но и эмоциями. Лишь призрачная тишина сумеречного леса, журчание родника, затихающее жужжание каких-то насекомых. И ощущение опасности, крадущейся по следу.

   Карса передeрнуло. Нет, он не боялся смерти. Но неприятно, когда кто-то ступает след в след, дышит в спину, и дыхание явно не благоухает райскими кущами. Только бы ему добраться до Маоры! Он нащупает и распутает ниточку клубка, что укатил его из Плесса аж к побережью!

   От победоносных мыслей отвлекло голодное урчание в животе. Мара, сидящая на корточках у костра и выкладывающая что-то из своей сумки, подняла голову и усмехнулась.

   - Еды у нас нет. Но здесь кругом - ягоды.

   - Пожалуй! - согласился Карс и полез в заросли. Но остановился. - А ты?

   Она ничего не ответила. Карс вернулся, нашёл в разложенных кругом на просушку вещах из сумки Мары миску, забрал с собой.

   Когда он снова подошёл к костру, женщина убрала всё, кроме странного кожаного футляра - длинного, круглого в сечении.

   Карс поставил рядом с ней миску, доверху наполненную крупной ежевикой - в Крире ягодники плодоносили круглогодично, сказывался мягкий климат, не дающий заморозков. Сел напротив, наблюдая. Она ощупывала пальцами футляр, видимо, ища застежку. Надавила на один из боков - крышка поднялась. Мара достала из сумки нечто, похожее на дудочку и опустила в футляр - тот пришёлся впору. Карс подался вперёд.

   - Это трубка лесничего? Дай посмотреть!

   Женщина протянула трубку вместе с футляром. Кожа, из которой он был пошит грубыми, но крепкими и ровными стежками, на ощупь казалась пупырчатой, хотя выглядела гладкой. Внутри располагалось два отделения - длинное, для трубки и короткое, в котором лежало что-то, завёрнутое в листья неизвестного Карсу растения.