Тамара Воронина - Игры богов

Офицер вернулся понурый и не один. С другим, явно званием повыше. Солдаты внизу животы мигом подтянули, хотя и без того не кособочились. Второй офицер осмотрел их внимательно, кивнул на Марта: этот? Приблизился, для чего даже ножки утрудил, на помост поднялся. Вплотную подошел. А зря. Дух-то от немытого тела каков, да еще Уил старался, тоже, поди, запашок в одежду въелся, да, чего уж, из отхожего ведра пару раз маленько на штаны плесканул. В общем, Март не обиделся, когда офицер поморщился и отступил на шаг.

– Значит, тебе смешным показалось, что офицер плохо владеет вашим языком?

– Нет, – покачал головой Март. – Слова смешными показались, но не офицер.

Ли одобрительно улыбнулся: дескать, правильно формулируешь, не зря я тебя, чурбана деревенского, столько лет обтесывал. Чурбан, правда, не деревенский, да велика ли разница, если к моменту знакомства Март полторы книжки прочитал: одну порнографическую и половинку Святой…

– Ты не смеялся над офицером?

– Не смеялся. Ну вы, сударь, сами подумайте, разве не смешные слова – безусловная смерть? Смерть, мне думается, незатейлива и однозначна, либо приходит, либо обходит, и никакой условности или безусловности.

– Как же должен был сказать офицер?

– Ну, например, что мы безусловно заслуживаем смерти.

Рассказать кому – не поверят. Лингвистическая дискуссия. Урок стилистики. И кто кого учит – бродяга, пять классов еле одолевший, офицера. Интересно, за это какая казнь полагается? Развеселился на свою голову, так легко бы умерли, а что будет…

Офицер покивал, соглашаясь. С формулировкой или ее сутью?

– А ты заслуживаешь смерти?

Ну здрасьте. Лингвистическая дискуссия плавно переходил в философский диспут. Ли уже и не скрывал улыбки, смотрел заинтересованно, слегка склонив голову набок.

– А вот это небезусловно, – серьезно ответил Март. – Зависит от точки зрения.

– А если абстрагироваться?

Издевается еще, скотина.

– Если абстрагироваться, сударь, то не заслуживаю. Война окончена? А пленных принято миловать. Не скажу, что по домам распускать, однако и не вешать всех подряд.

– Мы не всех подряд вешаем. Некоторых казнят иначе, – уточнил офицер. – Ты ведь взят при Сторше? Ты дрался до последнего? Почему?

– А что мне оставалось? – удивился Март. – Сошлись две армии, надо драться.

– Можно было бежать. Почему никто из армии короля Бертина не бежал из-под Сторши? Ведь позади вас никого не было, вас никто не сдерживал…

– Позади нас была Сторша, – пожал плечами Март. – Последний укрепленный город. Некуда было бежать… да и не дело это, сударь, с поля боя бегать.

– Ты так предан королю Бертину? Или своей стране?

– Это не моя страна и не мой король, – честно сказал Март, понимая, что потуже затягивает веревку. – Я наемник.

– Это мне известно. Тогда почему ты не бежал? За что ты дрался?

– За себя, – незатейливо признался Март, – за товарищей своих, за друга вот.

– Разве не за деньги?

– Какие деньги, когда война проиграна? Уже нет.

Да, по первости им платили, несмотря на то, как они в армию попали. Не то чтоб хорошо, однако какие-то деньги перепадали. Под конец уже и нет, и они даже право имели уйти, почему не ушли… ну это Март вряд ли смог бы объяснить. То есть себе – мог, а другим совестно было. Он остался, потому что не спешил уходить Ли. Вот и причина.

Офицер помолчал, рассматривая Марта в упор и немного кривясь. Воняло. Ну что уж тут поделаешь, воды не давали вовсе – вот чай утром и суп ближе к вечеру. И все. Если б даже кружка и перепала, Март бы ее выпил, а не на умывание потратил.

Офицер прошел по ступенькам, постукивая подковками на сапогах. Солдаты подтянулись еще больше, те, что скучали за спинами висельников в ожидании приказа, тоже подобрались и Март решил, как и положено, напоследок посмотреть в небо. Оно конечно, больше ничего не увидишь, и будь здесь поле или река, можно было б лицо дождю не подставлять, но вот делать последним воспоминанием мощеный двор и солдат вражеской армии не хотелось. Низкое брызгающее холодной водой небо показалось ему прекрасным. Вот странно-то… Как, оказывается, красивы тяжелые серые тучи…

– Мы судим и приговариваем строго по закону, – сообщил офицер. – Все должно быть правильно. Капитан ошибся, формулируя приговор, поэтому он не может быть приведен в исполнение. Вы, разумеется, будете наказаны – выпороты кнутами и отправлены на рудники или каменоломни, но смертная казнь для вас отменяется.

Март медленно опустил голову. Как Ли это называет – слуховые галлюцинации? Но тогда уж и осязательные, то есть… тьфу, забыл… о! вот – сенсорные тоже, потому что петлю ослабили и стащили с голову, не щадя ушей. Выпороты и отправлены на рудники?

– Пожизненно? – с ленцой поинтересовался Ли. Офицер не велел надевать петлю обратно, а сухо ответил:

– Это определит судья, когда вы сможете быть отправлены на рудники. Он исследует степень вашей вины и назначит срок наказания.

– Нас не повесят? – тонким голосом спросил мальчик у Марта. А ты кнуты-то выдержишь, дружок?

– Вас не повесят, – не без сожаления вздохнул офицер.

– Ну вот, – насмешливо прошептал Ли, спускаясь вслед за Мартом с эшафота, – а ты говорил, философия в реальной жизни не пригодится.

Пороли по голому, ладно не по заду. Март не без труда снял куртку и рубашку – уже не гнулись от грязи и засохшей крови, в той последней битве он был несерьезно ранен, рана затянулась еще по дороге в тюрьму, но одежду это не спасло. Офицер, присматривающий за исполнением наказания, вдруг что-то приказал и ушел. В просторном помещении было холодно, и привыкший к спертой теплоте камеры Март поежился. Ли обхватил себя руками за плечи, стараясь согреться. Ничего, вот как начнут охаживать, жарко станет. Вопрос в том, сколько. Полсотни – ладно, хотя кнут не плеть, кнут кожу порвать может, а если больше? Мальчик трясся, но больше от страха. Двое остальных во все глаза смотрели на Марта и не понимали, как ему удалось спасти всех от смерти. Март подумал, не погордиться ли собой, но решил отложить на потом, неизвестно, что они станут думать, отмахав пару месяцев киркой в каменоломне. Может, о виселице станут вспоминать с нежной грустью.

Их с Ли отделили от остальных и повели… мама моя родная, в баню! В натопленную баню с горячей водой! Мыла дали! Правда, маленький кусок на двоих, да и за это спасибо.

– А позволено ли будет спросить, сударь, – вежливо поинтересовался Ли, – чего ради нам такое счастье?

Причина оказалась прозаична до смешного: раз уж им решено сохранить жизнь, то эту жизнь надо использовать рационально и с толком, чтоб работать смогли, а настолько грязных и пороть-то нельзя, занесешь инфекцию – заражение начнется, придется лечить, лечение может затянуться и их нормального функционирования придется дожидаться неопределенное время.