Алексей Кунин - Тихий Дозор

А перед глазами Ройса дотлевала картина: латная конница «лунных братьев», врезаясь в ряды мрунов, проминает строй перед собой, словно бочка, катящаяся по заросшему осокой склону, и шесты, с насаженными на них вороньими черепами, поколебавшись, падают вниз. И от места их падения волнами, захватывая в этот водоворот новые и новые массы мрунов, уверенно шагает ее величество – Паника. Организованная сила, лишенная предводителя, часто превращается в массу одиночек, думающих лишь о собственном спасении.

Позволив себе немного расслабиться, Ройс осмотрелся, ища взглядом Уолтера. Поначалу показалось, что глаза, от усталости и напряжения, просто не замечают друга. Вот к борту телеги привалился Курт, вроде бы целый и невредимый. Недалеко, возле тела брата, сидит Кевин. Кажется, Эзра жив. По руке Кевина течет кровь. Феликсу понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы осознать, что неподвижная, еле заметная в темноте на земле фигура, это Корвин.

– Уолтер, – Ройс опустился на колени перед телом. Уолтер лежал навзничь. Взяв его за плечи, Феликс как можно мягче перевернул его на спину.

– Уолтер. Очнись. – Феликс провел рукой по кольчуге и ощутил ладонью теплую липкость.

Корвин захрипел, открыл глаза.

– Лежи. Молчи. Сейчас перенесем тебя в дом.

– А он быстрый…северянин…хороший боец…славная схватка…

– Эвейна! Доченька!

Ройс, резко встав, обернулся на крик, рука дернулась к эфесу. Из открытых дверей дома к подводе бросилась женщина: видимо, мать девушки. Всхлипывая, что-то бормоча сквозь слезы, она вцепилась в стягивавшие руки дочери веревки, пытаясь их развязать. Впрочем, связывал Эвейну мастер своего дела, так, чтобы веревочные петли, не впиваясь и не натирая кожу, в тоже время не давали пленнице ни единого шанса освободиться.

Феликс, подойдя к телеге, молча отодвинул мать в сторону и несколькими взмахами ножа разрезал путы на руках и ногах девушки. Женщина, поначалу, опять бросилась обнимать дочь, все так же рыдавшую. Затем, ненадолго утолив материнские чувства, отпустила её, кинулась в ноги Ройсу.

– Спасибо вам, мессир! Дочку мою, кровинушу, не дали обесчестить. Век за вас Матери-заступнице молиться буду, чтобы отвратила все невзгоды…

– Ну, хватит, хватит. – Феликс, подняв женщину с колен, встряхнул за плечи, помогая успокоиться. Отблеск догорающего огня упал на ее лицо, высветив морщины, седые волосы, уставшие заплаканные глаза. – Все уже позади.

– Я уже все, все, – зачастила та, вытирая слезы. – Сейчас. Я Лейя, жена Алхаза. Вы меня и не помните наверно.

– Где Алхаз?

– Там он, – Лейя кивнула в сторону дверного проема. – Лежит. Плохо ему стало, когда эти налетели, дочку, кровиночку нашу, забрали.

– Позови кого-нибудь: пусть занесут раненых в дом. – Женщина, кивнув, вместе со всё ещё всхлипывающей от пережитого дочкой скрылась в доме. Ройс вернулся к Уолтеру, бросил взгляд на остальных дружинников. Курт перевязывал куском ткани бедро стонущему от боли Эзре, привалившемуся к тележному колесу. Рядом с ним, что-то утешающе шепча, всё также сидел брат.

– Курт. – Тот поднял голову и Феликс вдруг ощутил груз лет, неподъемным камнем лежавшем на плечах седого ветерана.

– Кевина с донесением – в замок. Десяток Румпеля – сюда. Пусть захватят собак. Лекаря – тоже сюда: в первую очередь. И несколько подвод.

– Может, лучше я? – Курт поднялся на ноги. – Кевин ранен.

– Именно поэтому его. Ты здесь нужней будешь. Вы кто? – спросил Феликс вышедших из дома двух парней – одного рослого, высокого, и второго пониже.

– Так это, я, стало быть, Вилер, сын папашин. Старшой, – ответил рослый. – А это Рейрам, муж сестры, стало быть. Матушка сказала, раненых в горницу перенести?

– Да. Возьмите пару жердей, – Феликс показал на стоявший неподалеку дровяной сарай, – и несколько полотенец: сделаете носилки.

– А что с этими, мессир? – Вилер указал на два тела в глубине двора, подававших признаки жизни: наемники Энцо.

– Этих тоже перенесите, – после некоторого раздумья ответил Ройс. – В овин.

Пока парни суетливо мастерили носилки, Феликс, опустившись перед Уолтером на колено, отер его губы от кровавой пены.

– Пить… – прошептал Уолтер.

– Нельзя тебе пока пить. Потерпи, скоро лекарь приедет. – Только сказав это, Ройс заметил, что Корвин потерял сознание.

– Несите, – сказал он подошедшему Вилеру и, проследив, как носилки с Уолтером исчезают в доме, зашел следом.

Парни аккуратно, стараясь не дергать носилки, занесли их в большую комнату, положили на лавку, застеленную куском полотна. Феликс огляделся. Центр комнаты занимал стол: наверно, тут усаживалась трапезничать сразу вся большая семья старого коттера. Возле стен стоят лавки, под лавками – сундуки, щерившиеся сейчас на Ройса выпотрошенными внутренностями. На одной из лавок сидели две испуганные девушки.

– Как тебя зовут? – обратился Феликс к той, что постарше.

– Матушка Долкой назвали, – глаз она не подняла, смотря куда-то в пол. – А это сестра моя, Лоцна.

– Вот что, Долка. Принеси-ка ведро воды да холста чистого, локтей пять. И корпии из ветоши чистой нащипай.

Ройс подошел к лавке. Уолтер все так же был без сознания. Может, это и к лучшему. Он аккуратно поднял руку, которой Корвин зажимал рану на животе, осторожно завернул кольчугу вверх. С присвистом вдохнул воздух сквозь зубы. На войне армейские лекари называли такие раны – заворот: клинок меча или острие копья входили глубоко внутрь живота, повреждая все на своем пути. Плохо. Очень плохо. Будет ли толк от искусства Себаста, лекаря баронии? Сейчас бы мага-целителя. Да где его возьмешь?

Феликс сел на лавку, откинулся к стене, закрыл глаза. Горячка боя постепенно отпускала, отзываясь запоздалой дрожью в мышцах. Он не убивал человека уже шесть лет. Нет. Человека – восемь. Мруны ведь – не люди. Этот вывод был одним из немногих, с которым согласились и священники людей, и древники туатов, и жрицы ардаров. Хотя, как на взгляд Феликса, мруны не сильно и отличались от людей. Две руки, две ноги, голова. Ну да, зубов больше, да половина из них – клыки. И кожа зеленого оттенка. И рожи, как на вкус любого из хионцев, страховидные. Но, также как любой из воинов Хиона, носят доспехи, скримеры – изогнутые мечи. У них нет лошадей, но есть гаркхи – здоровые хищные твари, рвущие своими тяжелыми челюстями в бою и пеших, и конных. А более всего роднило их с людьми, именно с ними, а не с туатами или ардарами – тяга к разрушению и насилию. Чем солдаты Асты были лучше мрунов, когда армия Семиградья штурмом взяла столицу Таршиша, Геронну? Мруны, пожалуй, были даже честнее – там, где они проходили, оставались лишь руины да выжженная земля…