Ярослав Вольпов - Зеркало сновидений

В моих объятиях окажусь я. Очередная копия, вроде тех, которые заполнили улицы города, созданного моим подсознанием.

Воск уже тает, мир приходит в движение. Веки Эл уже почти опустились; миг — и я уже не в силах буду совладать с собой.

— Я люблю тебя, милая, — шепчу я. — Тебя, а не то, что я себе придумал.

И, бережно сжав её пальцы, я вглядываюсь в тёмные глаза…

Вздрогнув, я очнулся. Мир вокруг меня ещё расплывался, скрываясь за полупрозрачной пеленой полусна, но я всё равно нашёл взглядом окно. Поначалу я ничего не мог различить — кроме того, что стекло не было зеркальным.

Постепенно мои глаза стряхивали с себя сон. За окном появились привычные очертания стен дома напротив и розовая полоска в серо-голубом небе.

Светало.

Следующей ночью мне не пришлось долго ворочаться, ожидая сон.

Вы можете сколько угодно хмыкать с понимающим видом и пытаться скрыть от меня свою проницательность. У вас же на лбу написаны ваши гениальные мысли: да, конечно, выбежал из реальности с таким же нетерпением, как тогда, в день вечеринки — из собственного дома. А всё ради того, чтобы поскорее встретиться со своей "лучшей подругой". Что же это ты, Джерри? А как же Вивиан?

И вы устремляете на меня иронически-снисходительные взгляды, ожидая объяснений.

А вот не дождётесь.

Так вот, я заснул, как только улёгся. Едва ли не одновременно в моей комнате погас свет и моё сознание захлестнула тьма. Это случилось настолько быстро, что я, едва ли не в первый раз в жизни, сумел почувствовать наступление сна. Было похоже на то, как мне однажды делали общий наркоз перед какой-то мелкой операцией: я падал вниз, в пропасть, на лету словно стираясь о воздух. Я терял вес, терял по очереди все пять чувств, терял свои мысли. И вот, когда стёрлась последняя мельчайшая частичка и от меня не осталось ничего, наступил сон.

В следующее мгновение я проснулся.

Вернее, мне показалось, что прошло лишь мгновение. На моих настольных часах, тускло светящихся в темноте, было где-то около двух. В доме напротив успели погаснуть все окна, даже те, за которыми жили самые закоренелые полуночники. Луна, наоборот, светила так, что хоть газету читай. Может быть, именно её сияние и разбудило меня.

Разбудило? Но я ведь должен был проникнуть в сон Эл! Если я упущу свой шанс сегодня, кто знает, будет ли её сознание открыто для меня следующей ночью. Тогда придётся снова выходить на охоту за неведомой дичью — и неизвестно, буду ли я столь удачлив, как в прошлый раз. Самое меньшее, две ночи коту под хвост… А мне отпущена всего неделя…

Заснуть. Сейчас же. Как бы не лезло мне под веки сияние назойливой луны. Засунуть голову под подушку — неважно, сон ли придёт или обморок от нехватки кислорода. Утром подумаю. Если проснусь…

Да, мне удалось отключиться снова, хотя на этот раз процесс был более долгим и мучительным. Это уже было похоже на наркоз для бедных, когда тебя просто лупят кувалдой по голове. Собственно, лупил-то себя я сам — даже не себя, а своё сознание. Теперь оно, словно кусок сахара в уже остывшем чае, не желало растворяться во тьме: приходилось давить его, размазывать по стенкам небытия… Вы когда-нибудь пробовали размазывать что-то по пустоте? Ручаюсь, не пробовали. И не знаете, какое это неблагодарное занятие.

Заснул я в итоге, скорее, от усталости. Момент наступления сна, само собой, я поймать не успел.

И момент пробуждения тоже.

Меня опять выбросило в реальность. Это уже был нешуточный повод для беспокойства. В обычное время проснуться пять раз за ночь для меня — не трагедия, но сейчас… Половина четвёртого. Я чувствовал, как цель ускользает от меня.

Что со мной происходит?

Есть только один человек (человек?), который может дать мне ответ.

— Гипнос, — шёпотом позвал я. Кричать, сами понимаете, было бы неосмотрительно; но каким-то образом я был уверен, что мой ироничный друг в сером плаще услышит.

Услышал он или нет, сказать было трудно. В любом случае появляться не стал.

Я собирался позвать ещё раз — пусть даже пришлось бы кричать — но тут же проклял собственную глупость. Конечно же, он не придёт: я ведь не сплю!

Ну что ж, придётся засыпать с его именем на устах, хоть он и не моя возлюбленная. Снова погружаться во тьму… Гипнос… Снова задёргивать тяжелые занавеси на окне моего сознания… Гипнос… Оно, уже и без того изнасилованное, почти не сопротивляется… Гипнос… Мыслей не остаётся… Гипнос… Гипнос…

— Ну чего тебе? Я что, в каждом сне тебе должен указывать дорогу?

На этот раз, для приятного разнообразия, он был видимым. Более того — возник прямо передо мной.

Вокруг нас была абсолютная темнота. Один лишь чёрный цвет без оттенков. Мы стояли на темноте. Тем не менее, я мог свободно различить каждую складочку на плаще Гипноса. Он словно был нарисован на чёрном фоне — причём нарисован неумелым художником, не умеющим накладывать тени. Только под капюшоном, как обычно, зияла пустота.

— Гипнос, я не могу проникнуть в сон Эл! Я сделал всё так, как ты говорил, я нашёл её в своем сне, прикоснулся, посмотрел в глаза, а теперь…

— Ну-ну, полно тебе. Ей-богу, как маленький ребёнок: мама, я не могу заснуть!..

А знаешь, серенький ты мой козлик, за такое можно и по морде получить, будь ты хоть трижды повелитель снов. Только есть ли она у тебя, морда-то, или только дырка под капюшоном?

Гипнос только рассмеялся:

— Не нервничай. Я вижу, как тебе не терпится забраться в её сознание. Ты действительно всё сделал правильно, и этой ночью врата должны открыться. Поэтому не дёргайся и спокойно дождись. До утра больше не просыпайся: ты теряешь время, находясь в реальности. И будь поосторожнее: помни, что это первый из чужих снов…

— Но почему? — закричал я, уже не таясь; я предчувствовал, что мой собеседник сейчас исчезнет, как Чеширский Кот, не оставив даже улыбки. — Почему эти врата до сих пор не открылись?

Ответ прозвучал уже из пустоты:

— Просто твоя Эл ещё не спит…

И голос Гипноса растаял, полностью предоставив темноту звукам моего смеха.

Ай да Эл!

Снизу начинает пробиваться какое-то желтоватое свечение. Я опускаю глаза и вижу, что пустота под моими ногами начинает покрываться золотистым песком: тьма всасывается в него, словно вода. Сияние поднимается всё выше, из него складываются каменные стены, а в стенах — огромные ворота, украшенные причудливой, но грубоватой резьбой, как будто воображение скульптора намного обгоняло его талант. Я смотрю вверх: там ещё сохранилась темнота, хотя и испещрённая яркими белыми точками. Небо чёрное-чёрное, какое бывает далеко на юге. А тут ещё и песок под ногами, и стены из белого известняка; отойди я чуть подальше, наверняка бы увидел высокие башни и круглые купола, на которых очень уместно смотрелись бы полумесяцы. О, дивный Восток, столь любезный сердцу Эл! И как ты не догадался, бедный юноша Джерри-ибн-Кто-угодно, что тебя закинет именно сюда!