Александр Прозоров - Всадники ночи

— Коли получится — прям не знаю, как отплатить за такое. Государю в ноги за тебя упаду: пусть он особую награду придумывает.

— Коли сговорились, веревка мне с утра понадобится, пергамент и перо.

— Пергамент?

— Это я так, для красного словца. Подойдет и бумага.

— Бумага?

— И у меня нет, — задумался боярин. — Ладно, чего тут поделаешь? У кого белые рубахи? Снимайте, станем писать на них.

— Едет! — с придыханием сообщил один из холопов. — Гляньте, едет!

С верховьев Волги неспешной рысью скакал давешний богатырь: сам размером с половину горы, копье звезды задевает. Часто-часто крестясь, люди один за другим стали медленно отступать к лесу.

— Идем, княже! — схватил воспитанника за руку Пахом. — Авось, не заметит.

— У нас договор, — полуонемевшими губами ответил Зверев. — Коли принят уговор, то не тронет.

Могучий Чемень перешел на шаг, остановился на земляном «языке», повернулся к острову, опустил копье, направив его точно в середину оврага, и медленным шагом двинулся вперед, сходя вниз, словно по пандусу. Земля вздохнула, приподнялась, остров точно вспучился — и благополучно осел на место.

— Теперь ясно, отчего тут овраг не зарастает, — перекрестился Андрей. — Видать, нередко он на объезд земель своих отправляется.

— Может, другое место поищем? — предложил боярин.

— Лучше не сыскать, Иван Григорьевич. Строить будем здесь.

Мудрость — мудростью, а размеры — размерами. На составление точного плана острова у боярина Выродкова ушло почти полных две недели и семь холопьих рубах. К этому присовокупились еще и две лошади: припасы кончились, пришлось питаться тем, что есть. Андрей пытался ловить рыбу, и даже вполне успешно — но что такое пяток лещей или пара щук на полсотни голодных ртов? Однако настал день, когда Иван Григорьевич, обогнув остров по краю и пару раз пройдя от берега до берега через центр, не нашел больше ничего, что следовало бы записать для памяти, — и на следующее утро лазутчики наконец-то снялись с уже хорошо обжитого места.

Больше всего холопы опасались новой встречи с трехногим уродцем — но он так и не соизволил показаться. Видать, охранник потаенного уголка прятался от позора: раз мимо него к святилищу прорвались, чего теперь героя изображать? Без лживого монаха кустарник оказался пожиже, пониже, а местами через него и вовсе проглядывали известняковые плиты. Отдохнувшие кони шли ходко, уже через час путники выбрались на дорогу, обогнули болото. Незадолго до полудня по широкому броду преодолели Аниш, миновали знакомый поворот к стойбищу хана Гиляз-бека. И тут Зверев натянул поводья.

— Как ты относишься к толерантности, Иван Григорьевич?

— Об чем ты опять молвишь таком, княже?

— Да вот есть такая наука… Я вот о чем думаю. Что говорят про тех людей, которые в ответ на гостеприимство разбоем занимаются?

— Подлецы такие люди, вот они кто!

— Вот и я сомневаюсь. Нехорошие ведь вещи про нас сказывать начнут.

— Опять загадками молвить начал, Андрей Васильевич?

— Понимаешь, боярин… дело-то мы свое исполнили. Теперь, коли дурака не свалять, хоть один из нас в живых да останется, дело до конца доведет…

Боярин Выродков склонил голову, вдумчиво глядя Андрею в глаза, потом резко распрямился:

— А хоть и подлец! Ефим, кольчугу мою доставай! И шелом вытаскивай!

— Пахом, броню! — спешился Зверев. — А вы слушайте и усваивайте: татар рубить, невольников отпускать, коней хватать! На глупости не отвлекаться! Уроки Пахомовы помните? Ну так за мной!

Набег получился красивый. Можно сказать — образцовый. Все холопы знали дорогу, знали селение, расположение домов, юрт и сараев, не испытывали никакой жалости и знали, ради чего пришли и что нужно делать. Андрею даже саблю не пришлось вынимать.

Пройдя два часа шагом, дальше князь разогнал полусотню в рысь, и всадники влетели в селение на хорошей скорости, молча рассыпаясь на пары и тройки, рубя всех, кто носил что-то лучше рубища, прочесывая отхожие места, тропинки у реки, юрты и сараи. Через считанные минуты все было кончено: полтора десятка местных «господ» валялись в пыли, толком не успев понять, что же случилось, три десятка невольников и невольниц плакали от счастья, пытаясь обнимать освободивших их мальчишек, а те в охотничьем азарте рыскали по строениям, торопясь собрать свою первую в жизни военную добычу.

Татар на стойбище не было: видать, пасли табуны или отары, охотились или развлекались как-то еще. Кто же весь день в доме сидит? Потому и коней удалось захватить мало: где-то полсотни самых разномастных скакунов, начиная с жеребят и заканчивая грустными и флегматичными, престарелыми меринами. Возможно, удалось бы урвать что-нибудь еще, но Андрей увидел, как один из холопов, проходя мимо тлеющего очага, подхватил головешку и метнул в сложенную у сарая кучу сена.

— Ты чего делаешь, идиот?! — Князь повернул коня к стогу, но огонь, почуяв поживу, чуть не мгновенно полыхнул на высоту полутора метров. — Проклятие! Ты чего, из ума выжить успел?

— Чего его жалеть, княже? Татарское! — не понял паренек.

— Ну дурак… Так бы они про разор только вечером узнали, когда вернулись, а дым, небось, уже сейчас заметили. По коням! По коням все! Уходим!

— Может, потушить?

— Чего тушить, олух? Только дым лишний разводить да время тратить. Месяц дождей не было, сухое все, как лучина. По коням! Шевелись, оглашенные! О вашей шкуре беспокоюсь… Все по коням! Кто скакать не может, лучше сразу оставайтесь. Уходим, пошли!

Чтобы подогнать холопов, князь развернул скакуна и на рысях направился к уводящей на дорогу тропе. Некоторые ребята, вняв приказу, сразу устремились следом. Вместе с ними на хозяйских лошадях, большей частью неоседланных, ринулись освобожденные невольники. Уж кому точно не хотелось здесь задерживаться, так это им. Большинство холопов еще пытались найти по юртам что-то ценное, красивое или просто полезное, прихватить с собой. Если не разбогатеть — так хоть перед друзьями похвастаться.

Зверев скакал не оглядываясь. Он знал: только малую слабинку прояви — и грабить поселок станут до тех пор, пока голые стены сараев не оставят. Андрей бы и сам не отказался забрать с собой все юрты до единой. Но отлично понимал: не довезет. У хана — полтораста сабель. У него — полусотня неопытных мальчишек. Рабов освободили, долг перед людьми русскими исполнили, теперь главное — уйти.

Только повернув на дорогу к Нижнему Новгороду, он наконец-то перешел на шаг, сдвинулся к краю дороги, пропустил отряд мимо себя: веселых холопов на изрядно навьюченных скакунах, счастливых девушек, женщин, смердов и детей, многие из которых все еще плакали от радости, опять молодых ратников. Последним шел боярин Выродков, и Андрей пристроился рядом.