Сергей Самаров - Козни колдуна Гунналуга

Седьмая гиперборейская скрижаль… Маленький уродец Извеча… Мешок маленького уродца… Все это тоже никак нельзя оставлять без внимания, положившись на случайность. И шторм следует направить так, чтобы он потрепал только шведскую флотилию. В море или даже во фьорде, если драккары Сигтюргга Золотые Уши все же войдут во фьорд. Но русов шторм должен только-только задеть, и не более. И одновременно со штормом… И одновременно со штормом туда прилетят рукотворные синие вороны Гунналуга, верные слуги и при этом частицы его самого. И воронов следует отправить в первую очередь, даже раньше, чем создавать шторм. Воронам нужно время, чтобы добраться до места, хотя летят они быстрее, чем скачет лошадь, и не знают преград, которых в воздухе не существует, как они существуют на земле.

Гунналуг встал и позвонил в колокольчик, вызывая служителя, чтобы тот собрал воронов на нижней площадке башни, где их всегда кормят…

Это по большому счету и было его самое надежное и самое преданное войско, которое не выигрывало сражений в том виде, в котором это понимают люди, но способно было обеспечить победу войску человеческому, принося предупреждения и ведя разведку. Ни один ярл или конунг, ни один король или князь такими безотказными и самоотверженными воинами и разведчиками никогда не обладал.

Конечно, стальные кованые когти и клювы не могут идти в сравнение с мечами и копьями, но меченосцы и копьеносцы не могут сравниться с его воронами ни в скорости передвижения, приближенной к ветру, ни в бесстрашии и преданности. Эти большие сильные птицы не задавали вопросов и никогда не отказывались от выполнения приказа, считая его невыполнимым. Они — творения рук и ума Гунналуга, и были умышленно лишены того, что присуще всем другим живым существам — у рукотворных воронов не было инстинктивного чувства самосохранения, и потому они летели туда, куда не пошел бы ни человек, ни зверь, ни секунды не сомневаясь. От воронов настоящих их отличал заметный отлив синевы в перьях и умение слушать и понимать человеческую речь. Кроме того, рукотворные вороны сами умели говорить, хотя разговаривали мысленно, символами, которые зарождались у них в голове, и символы эти доступны были только самому Гунналугу, потому что в каждого ворона каплей крови была заложена наговоренная частица его самого, то есть когда думал ворон, это одновременно думал и Гунналуг. И вороны не могли доложить что-то, например, стражникам или слугам в башне, но все напрямую докладывали колдуну, иногда даже издалека, хотя и не из слишком далекого далека, потому что с расстоянием колдун бороться не умел.

Выбирая десяток птиц, которых готовился отправить с таким важным для себя заданием, Гунналуг исходил из знания сил и характера каждой рукотворной птицы, потому что все они имели и характер разный, и способны были к разным заданиям. Когда он их делал, влияло все, начиная с его настроения, наличия свободного времени, погоды и характера тех людей, с которыми колдун общался в последние дни. Они накладывали на него свои энергетические поля, и это тоже входило в созданных птиц. Причем невозможно было заранее предусмотреть, что за птица получится, и потому приходилось изучать характер каждой отдельно. И он изучил. Сейчас требовались не просто разведчики, обладающие зорким взором и умением отличить важное от повседневного. Сейчас требовались отважные и сообразительные, даже хитрые птицы, способные внезапно появиться из темноты, без сомнений напасть и в дополнение ко всему унести то, что колдуну было необходимо. Следовательно, среди других, кто будет обеспечивать атаку, должны быть и чрезвычайно сильные птицы-носильщики. Две должны захватить и унести маленького уродца Извечу, а еще две ни в коем случае не должны упустить его мешок. И если Извечу, как более тяжелого и способного к какому-то сопротивлению, можно даже бросить, хотя лучше тоже не бросать, а доставить в башню, то мешок оставлять нельзя ни в коем случае.

— Без мешка этого уродца можете даже не возвращаться домой, — категорично сказал Гунналуг. — Без мешка я прикажу бросить вас всех в огонь…

Он сам знал, что не бросит, потому что гибель каждой птицы — это гибель частицы его, и ему всегда становилось на физическом и на ментальном уровне чрезвычайно больно, когда какая-то из его птиц или других созданий, что он сотворял по тому же самому принципу, гибла. И птицы знали, что он не бросит их в огонь, потому что если он, наградив их заговоренной каплей своей крови, читал их мысли, то они обладали теми же способностями по отношению к нему, и Гунналуг вообще мог не говорить вслух, когда давал птицам задание. Они читали все в его голове, вернее, даже не читали, они мыслили одновременно с ним, и точно так же, как он. Он был их мозгом. Потому и необходимости не было показывать, как выглядит Извеча. Достаточно было того, что сам Гунналуг его видел в огненном магическом треугольнике. Следовательно, в мозгу птиц этот образ тоже запечатлелся. И в этот раз, отправляя их не так и далеко, Гунналуг был уверен — несмотря на то, что попытка подпитаться энергией земли Туле и энергией неба, предназначенной для земли, не удалась, он сумеет контролировать весь полет стаи и подправить птиц, если что-то будет идти не так. Но обстоятельства могут сложиться по-разному. Ведь еще предстояло создать шторм и направить его с предельной точностью, чтобы он не задел маленького уродца Извечу, но навредил флотилии ярла Сигтюргга, а это потребует очень больших энергетических затрат. И потеря сил может оказаться значительной. Но тогда птицы сами должны выполнить его волю. Выполнить и прилететь с Извечей и с мешком или даже просто с одним мешком.

— Все… Отправляйтесь… Лететь будете быстро, без отдыха, на пределе сил…

И десять птиц сразу сорвались с площадки, вытянулись одной поперечной линией и мощными взмахами сильных крыльев начали набирать скорость…

Птицам нужна была некоторая фора во времени до того, как необходимо будет запустить шторм. И Гунналуг не поспешил со штормом. Пока время оставалось, он приказал позвать к себе кузнеца Торкеля. Этого кузнеца колдун когда-то спас от виселицы, уготованной ему старшим ярлом Дома Синего Ворона за убийство всей семьи соседа — отца с матерью и четверых детей. Просьбы Гунналуга хватило, чтобы виселицу заменили на проживание в Черной башне, при условии, что кузнец не будет покидать ее пределы. На первом этаже кузнецу была отведена комнатка, в которой помещалась и маленькая кузница с горном. И здесь же он постоянно жил, выходя только во внешние помещения или в тесный дворик при башне, но никогда за ворота, потому что старший ярл приказал своим людям убить кузнеца, если кто-то встретит его вне пределов владений чернолицего колдуна. А поскольку стража башни состояла из людей Дома Синего Ворона, кузнеца имел право убить даже стражник у ворот, если Торкель попробует выйти за порог. И так уже на протяжении многих лет.