Охота на некроманта (СИ) - Молох Саша

Сработала большая сеть — резанула с хрустом, точно стальными струнами рассекая бронированный слой кожи, сжалась и лопнула — Инга все-таки дотянулась до одной из нитей и сдернула с себя печать. Поднялась, разворачиваясь к Насте уцелевшей мордой на правом плече, качнулась, и тут ее смел успевший встать на ноги Егор.

Они вновь упали, но теперь уже Егор оказался сверху, засунул руки в прорехи, пробитые пулями, и рванул, раздирая Ингу на части, перехватил, рванул еще раз. Внутри у Инги точно бурдюк с жижей лопнул. Остатки панциря Егора залило черным, едким. И тогда он первый раз зарычал, словно от боли.

Что-то зашипело, снова лопнуло, по ушам резанул еще один крик без звука.

Луку опять скрутило, слабее, чем в предыдущие разы, но лишив и так небогатых возможностей помочь.

Инга билась в агонии. Егор размазывал ее, не давая времени срастить хоть что-то. Его самого разъедало, выжигало то, что было у нее внутри. Черная гадость липла к панцирю, пузырилась, меняла цвет на серый. Костная ткань под ней становилась хрупкой, точно стекло, лопалась. Воняло так, что хоть святых выноси.

А потом Настя докинула печать. Самую простую, на упокой. Примитивнее не придумаешь. Зато вложила туда чуть ли не весь запас таланта. Хотя какой там запас у седьмой категории — так, слезы одни.

Но, мать ее под плиту, сработало!

Печать попала прямиком под руки Егору, который вмял ее Инге куда-то в глубину, отшатнулся, и Настя успела закрыть покрышку.

Инга расползлась в бурую жижу. И наконец зазвучала четвертой формой.

Лука откинулся на уцелевшую в драке дверь и прикрыл глаза. Если раньше тошнило от воплей Инги, то теперь от ее запаха. Гнилью несло запредельно.

Наверное, это и стало последней соломинкой на спине его верблюда. Прозекторская резко крутанулась вокруг своей оси, пол поменялся местами с потолком.

И уже по потолку, пошатываясь, медленно прошел Егор, от которого осталась едва ли треть. Качнулся, огибая растерянно хлопающую глазами Настю, наклонился над лежащим на полу Марком, обернулся, посмотрел Луке в глаза и коротким резким движением оторвал Марку голову.

Совсем.

И тут, в конце концов, сверху кто-то поимел совесть, и Лука смог потерять сознание.

2020 год, Раевское кладбище

В исторической перспективе после времен смутных всегда наступали времена спокойные. Этим усиленно пользовались летописцы, чтобы возвеличить победивших, окончательно втоптать в грязь проигравших, ну и гонорара за летопись слупить, конечно.

Настя ощущала сейчас себя таким летописцем.

За последние дни спокойных минут выдалось — по пальцам пересчитать. Все никак не находилось времени, чтобы остановиться, подумать, поискать путь получше, не ломиться сквозь бетонные стены.

Сейчас у Насти времени на раздумья было сколько угодно. И она уже полчаса усиленно думала, и чем дальше, тем меньше ей это нравилось. Сколько ни напрягай мозги, выхода из сложившейся ситуации не находилось. На шахматной доске был не шах, а мат. Королю. И игроку — тоже мат.

И что с этим делать — пока было не ясно.

Настя пошарила у Луки в бардачке, нашла сигареты, повертела пачку в руках, но так и не решилась закурить. Вот всегда с ней так: понравится, возьмет, посмотрит, очень захочет попробовать, но в последний момент испугается и сбежит.

И ладно бы только в мелочах, но нет. Со всем так: с Лукой, с Егором, с сигаретами этими проклятыми. На курсы, что ли, какие-то сходить? Сказать: здравствуйте, вы знаете, я некромантка, но никак не могу решиться завести отношения или закурить. Кто он? Покойник, конечно. Или коллега. Да какая разница, научите хотя бы курить!

Настя убрала обратно сигареты и отстегнула ремень. За последнее время внедорожник Луки стал вторым домом. Особенно с учетом того, что первого у нее теперь нет. Правда, Лука обмолвился, что когда все закончится, она поживет у него. Временно, разумеется. Пока он не найдет способа компенсировать ей утраченную квартиру. Ключи вот даже оставил...

Настя нащупала в кармане связку, на которой болтался брелок-патрон.

Лука дал ей ключи полчаса назад, здесь, в машине. А Егор ничего не дал. И ничего не сказал. Промолчал. И самое главное, никто из них не знал, что будет дальше. Что делать Насте с этими проклятыми ключами, если Лука не вернется? Тем более — что делать, если вернется?

Ей, глупой, почему-то казалось, что стоит разобраться с Ингой — и все решится. Как в сказке: вжух — и по местам. А стало еще хуже.

Нет, что Инга упокоилась — это хорошо. Насте наверняка еще год кошмары будут сниться — страшнее и безумнее в ее жизни еще никого не было.

То, с какой легкостью она вывела из строя двух высокоранговых упокойников, да так, что один впал в беспамятство, а второй пускал слюни от боли, ужасало. И как просто ей удалось почти раскатать Егора… Вставшая из Инги получилась способностей уникальных. Если это и было заявленное Марком бессмертие, то в баню такое.

— Павел сливал в нее, знаешь, как в очистную яму, — объяснял Лука, когда они убирали ее останки из прозекторской. — Сделал живой фильтр. Очень удобно. Нужно тебе поднять кого-то в третью форму, а он еще во второй тебе глотку хочет порвать. Ты при переходе вот эту часть, которая отвечает за ярость…

— За голод, — поправил Егор, вытиравший руки спиртовыми салфетками.

— Да как не назови! В общем, желание размазать, раскатать. Так вот эту часть пропускаешь через фильтр — и на выходе у тебя третья форма, послушная и не агрессивная. Покорно нарастит на себя, что скажешь, даже мозги.

— А душу? — спросила Настя, собирая осколки в ведро, которое выделил Степан.

— Скорее разум, память. Про душу — это к церковникам. Может, и личность нарастит — кто его знает. Павел закончить не успел. Но «фильтр» загадил максимально. Думаю, Инга давно не была в порядке, просто ухитрялась скрывать. Они серьезно экспериментировали с весны, и он успел пропустить через нее тлен его знает сколько дряни. Может, последние дозы чашу переполнили. А может, Инга просто решила, что в третьей форме ей будет проще разобраться с нами… Теперь не узнаем. Четвертую нам не поднять.

— Ну почему, — Настя сгребла в кучу какую-то мерзость и не глядя запихнула ее в черный непроницаемый пакет, в котором перевозили тела. — Павел нашел способ сделать невозможное. Почему бы не пойти по его стопам — не заставить говорить четвертую форму?

— Вот из-за таких как ты, Анастасия, и происходит всякое разное. Вместо того чтобы сидеть дома и пить коньяк, вы начинаете любопытствовать. И вуаля — другим тоже становится не до выпивки.

— Я хочу сидеть дома, только у меня его нет. Благодаря Павлу.

— С этим разберемся. Нам бы с другим сейчас решить, — Лука выпрямился, зачесал пятерней волосы со лба назад и осмотрелся.

После произошедшего держался он на чистом упрямстве. И отчасти на злости. Но как-то ухитрялся не сорваться, хотя Настя видела — ему хотелось разобраться со всем прямо сейчас. Но мешали и сама Настя, и Степан, который был так влюблен в их профессию, что оказался готов не только помогать заметать следы, но и лжесвидетельствовать. Благо покойников, на которых можно было свалить всю вину, — хоть отбавляй. И Марк, и Павел, и Полина с Ингой. А главное — шиш кого для расспросов поднимешь. Следователю Настя заранее сочувствовала.

Но был еще Егор. Который совершенно невозмутимо помогал им во всем, и выглядел… Наверное, покажи ей Лука фото двадцатилетней давности, она бы нашла отличия — в стрижке, в манере улыбаться. Может быть. Но фотографий ей никто не показывал.

Зато вместе с ними останки Инги в пакет укладывал Егор Подсыпанин, выглядящий как самый обычный человек. Довольно высокий, худощавый, со светлой криво выстриженной челкой, которая была в моде когда-то тогда. Живой неживой Егор.

Выдавали только глаза — слишком яркие, ясные для человека. А еще он иногда забывал дышать.

Видимо, смерть Марка дала тому самому плану Павла по оживлению покойников недостающий элемент. То, из-за чего воскресают. Возможность согреться, утолить голод. Только было непонятно — утолен ли голод навсегда или через день, месяц, год понадобится новая порция? От таких мыслей Насте становилась жаль, что она не Павел — у того сомнений не возникало.