Олег Северюхин - Беги, Василич, беги!

— Не будем рисковать, Алекс, — сказал я. — У нас магнекаров не было и твой аппарат может испортиться там. И я не уверен, что ты приживешься у нас. Хотя, у нас все то же, что и у вас, правда ГБ еще не назвали ГБ, но уже близки к этому, такие же несвободы и преследование инакомыслия. Наши люди живут так же, как на дне в средине нижнего уровня. Зачем тебе менять шило на мыло? Если мы у себя ничего не сделаем, то и вы будете такими же, как есть сейчас. Если мы улучшим нашу жизнь, перейдем от упадка к расцвету, то и ваша жизнь расцветет. Мы и живем для того, чтобы вы жили лучше. Прощай и читай книги, я постараюсь написать о тебе и о себе. Был у нас такой поэт Пушкин. Он о писателях сказал так, что у них есть возможность воздвигнуть себе и другим памятник нерукотворный. И я воздвигну его. Как только увидишь где мою фамилию, знай, что я сдержал свое обещание.

Мы пожали друг другу руки, и я пошел к своей слеге, которая лежала на берегу и уже изрядно высохла, отчего стала легкой прямо как пушинка.

Нащупав твердое дно, я двинулся вперед. Вернее, назад. Хотя, какая здесь разница? Куда бы ни двигался человек, хоть вбок, все равно он движется вперед, туда, где он уже был или туда, где он еще не был.

Обратный путь оказался не менее тяжелым, чем путь в мое будущее. У меня был какой-никакой запас продуктов, и мне не пришлось ловить рыбу и есть ее в сыром виде. Возможно, что тот, кто снова пойдет туда, поймает того окуня с блесной во рту. Но тогда этот окунь будет больше и нужно изловчиться, чтобы выкинуть его на траву. А лучше, господа, носить под лацканом пиджака или под воротником рубашки маленький крючок с кусочком лески. Когда-нибудь, но он вам очень пригодится.

Все сигнальные тряпочки на кустах я перевязал так, чтобы они были хорошо видны с той и с другой стороны. Не ровен час, придется снова воспользоваться ими.

Переобувшись в полуботинки, ожидавшие меня у стенки амбара, я снял с шеи ключ и вставил его в замочную скважину. Два оборота, и я открыл дверь. Тишина. Я снова закрыл дверь и спрятал ключ в потайное место. На выходе из амбара я услышал возню и крик чекиста Гудымы:

— Беги, Василич, беги, я их тут задержу.

Гудыма лежал со своим именным от товарища Дзержинского маузером и в кого-то целился. А рядом валялся деревянный футляр от него в виде чурбачка от апостола Петра.

— Стой, Гудыма, не стреляй, — крикнул я, — некуда нам бежать, это наша родина, пусть они с нашей родины бегут, нам здесь еще жить и страну нашу поднимать из ямы, в которую ее столкнули хозяева этой жизни. Становись рядом со мной. У нас нормальных людей больше, чем подлецов, и они нас поддержат.

Гудыма встал и подошел ко мне. Мы с ним закурили, а со всех сторон к нам приближались вооруженные автоматами люди в иссиня-черной форме. Словно черная туча надвигалась на когда-то цветущие поля, чтобы с корнем вырвать все, что было посажено нашими предками, сорвать недозревшие плоды и сожрать их, совершенно не беспокоясь о том, что будет завтра. А завтра будет новый день, и он разгонит эти тучи. По улицам пойдут жизнерадостные люди, не боящиеся того, что их схватят и посадят в тюрьму за то, что они захотели что-то сделать и высказать свое «фэ» тем кадровым ошибкам, которые привели к власти людей, заботящихся только о собственном благополучии.

Говоришь по-немецки? (нем.)

Да, да, я говорю по-немецки (нем.)

Короткоствольные Маузеры были закуплены Советской Россией в 1920-х годах, и этот факт дал повод называть все короткоствольные Маузеры «Боло»-моделями (Боло — Большевик).