Мэгги Лерман - Цена всех вещей

Заклинание превратило ее в супервумен, если говорить обычным языком. Но, для того чтобы восстановить баланс, нужно было расплатиться собой. И она это прекрасно понимала.

Меня разбудил запах. (Кто-то забыл мясо на гриле.) А потом пришла боль. (Словно в меня воткнули раскаленный добела нож.) Я попытался вернуться в блаженное небытие, но это было все равно что биться головой о кирпичную стену.

— Привет, — сказала Диана.

— Ты в порядке? — сипло прошептал я.

Она держала мою руку, и в глазах темнело от боли, но я бы ни за что не сказал ей об этом, даже если бы мог.

— Кэл? — прохрипел я. Или прошептал одними губами. Из-за воя сирен ничего не было слышно. Мы куда-то ехали. Машина «Скорой помощи».

— В другой машине, — сказала она.

Он устроил пожар в скобяной лавке. И сжег дом Ари девять лет назад. Неужели его теперь арестуют за поджог? Как бы то ни было, я испытывал облегчение, и не только потому, что его поймали и мы сумели выбраться, но еще и потому, что брат остался жив. Смерть — это навсегда. С мертвыми нельзя поболтать ни о чем или спросить, что они думают по поводу той или иной ситуации.

Колесо машины попало в рытвину, и все побледнело — мир вокруг, Диана, медики и даже боль.

— Уин?

Я хотел сказать Диане, что мне жаль, что даже если она никогда больше не захочет меня видеть, мне все равно будет жаль, но я не мог открыть рот и просто сжал ее руку.

— Уин?

Реальный мир куда-то исчез, и я оказался в комнате, яркой и прекрасной. Здесь так хорошо, что я решил отдохнуть. Там, внизу, было слишком много шума. И все же я оставил дверь открытой, чтобы вернуться, когда суматоха уляжется.

— Прощай, Уин.

Сильный удар. Ожоги второй степени на лице и ногах. Ожоги третьей степени на руках. Часть правой брови уже никогда не вырастет. Мне пообещали на щеках красную бугристую кожу и обгоревший нос. Я уже никогда не буду похож на братьев. Без вариантов.

— Тебе повезло, что череп остался цел, — заявил доктор.

Да. Везунчик.

Диана спала в машине рядом с моей медицинской кроватью. Ее рубашка обгорела, а волосы спутались в клубок. Ее накачали успокоительными и болеутоляющими, хотя она выглядела весьма неплохо для человека, которого заперли в клетке и едва не сожги заживо. И уж точно лучше, чем остальные.

Поскольку из-за переполнявших меня мыслей уснуть мне не удавалось, я повернул голову и смотрел, как она дышит. Диана поежилась. Возле шеи ее красные волосы скрутились в завитки. Я был везунчиком.

Не знаю, сколько прошло времени до того, как явились Брайан, мама и Дев. Брайан был без формы, но выражение лица все равно выдавало в нем копа — оно было жестким и настороженным. Одетый в пижаму Дев смотрел на маму и Брайана потерянным взглядом. Мама — я не мог на нее смотреть. Слезы безостановочно текли по ее щекам, целые реки слез. На лице отражалась агония. Диана окинула нас внимательным взглядом и выскользнула из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.

— О Господи, Маркос, — воскликнула мама. А потом посмотрела на бинты, на больничную койку, на датчик, прикрепленный к правой руке, и разрыдалась с новой силой. — Я говорила тебе не упоминать про заклинание. Я умоляла тебя. Почему ты не послушался?

— Я? — выдохнул я, поморщившись от боли. Доктора упоминали про пару сломанных ребер. Должно быть, их сломала Эхо, когда выносила меня из магазина. — Это Кэл устроил пожар.

— Только потому, что ты сказал ему…

— Я говорю про другой, девять лет назад. Тот, в котором погибли люди.

— Случайно. — Лицо ее дрогнуло, словно она услышала, как это звучит, со стороны. — Он был мальчиком. Хорошим мальчиком. Не в меру активным, и поэтому совершил ошибку. Зажег пару фейерверков — не знаю, почему это случилось у Мадригалов, это, конечно, ужасно — ужасный несчастный случай — но такого никогда раньше не случалось. Они могли забрать его из дома, Маркос. Он рос бы под надзором ювенальной юстиции. Это изменило бы его. Уничтожило. И, если бы я ему не помогла, он мог начать снова…

Она вцепилась в край моей кровати, ее руки тряслись.

— Все эти деньги… страховка, оставшаяся после смерти отца, и многое другое, долгие годы… Все пошло прахом. Он вспомнил. Он рассказывал медицинским работникам по дороге сюда, рассказывал медсестрам, рассказывал всем и каждому. Все, что я для него сделала… для всех вас… было впустую.

— Посмотри на меня, мам. — Я поднял сломанную руку и попытался дотронуться до ожогов. — Это он со мной сделал.

Она предпочла закрыть глаза, лишь бы не видеть.

— Я хотела бы тебя спасти, ты же знаешь. Я бы сделала то же самое для любого из вас.

Я с трудом сглотнул:

— Ты наложила бы на меня заклинание — без моего ведома — на всю мою оставшуюся жизнь?

— Я подарила ему жизнь. Я подарила ее всем вам. — Она рыдала. Сопли смешивались со слезами и капали на ее рубашку. — Зачем было рушить это?

Ее начало трясти. Дев и Брайан — и даже я — инстинктивно потянулись к ней, чтобы помочь подняться. Она больше не могла говорить и позволила Деву вывести себя из комнаты.

Брайан проводил их взглядом.

— Они собираются обвинить ее в препятствовании исполнению правосудия, — отстраненно сказал он. — Я подал в отставку.

В животе у меня что-то сжалось.

— Ее отправят за решетку?

— Они обязаны что-то предпринять. Закон об исковой давности все еще действует в отношении пожара у Мадригалов, поэтому у них нет других вариантов.

— Я не думаю…

— Ну конечно нет. — Когда он повернулся ко мне, с его лица слетела маска бесстрастного копа. — Почему ты ничего не рассказал мне о том, что происходит?

— Ты не желал ничего знать.

— Это не…

— Ну конечно, теперь, когда все уже случилось, ты хотел бы знать. — Я перевел дыхание и заговорил как можно быстрее, пока он не успел меня прервать. — Но тогда — когда ты считал, что я страдаю из-за Уина, — ты хотел, чтобы я заткнулся и вел себя как хороший мальчик.

У Брайана дернулся глаз.

— Я хотел, чтобы ты был счастлив. Как и все члены нашей семьи.

— Ну да. Конечно.

Он повернулся к окну, наблюдая рассвет.

— Ты постоянно злился на нас. Я никогда не понимал, почему. В твоей жизни не было ничего плохого, ты же знаешь.

Я хотел рассказать ему, что та жизнь, которую обеспечили мне братья, никогда не была по-настоящему моей. И хотя Брайан теперь слушал меня изо всех сил, я не был уверен, что он поймет.

Он вздохнул:

— Мы могли бы все исправить, если бы понимали, в чем дело. Но теперь уже поздно. — Мои глаза закрылись, но я продолжал слышать голос брата, остававшийся неестественно спокойным. — Ты даже не понимаешь, что наделал, Маркос. Раньше мы всегда прикрывали друг другу спину, но неужели ты думаешь, что теперь, после всего, что ты натворил, кто-то тебя прикроет? После всего, что ты сделал со мной, мамой, Девом и Кэлом?