Ольга Кузнецова - Просто солги

Да, я знаю, что и вправду не смешно. Глупо, ужасно и как-то… неправильно?

Каждое его слово, каждый вдох-выдох отражается в моей душе аномальными осадками. И вся эта дрянь опускается где-то на самых задворках моей изодранной в клочья чувствительности. Теперь я чувствую себя использованной, ненужной. Наверное, именно в этом и выражается "долг перед Родиной". Что ж, свой я уже исполнила.

Наконец, Джо извлекает из стопки бумажной белиберды скрепленный яркий листок, чем-то напоминающий буклет.

— Твой билет на поезд. — Он протягивает мне листок, и мое воображение уже автоматически рисует на титульной странице билета громкое "Билет в ад. В один конец".

— Куда едем? — снова пытаюсь обратить все в шутку я, но, когда он отвечает, моя улыбка моментально гаснет:

— В Чикаго.

Чтобы не ляпнуть ничего лишнего, я сглатываю подступившие к горлу едкие комментарии. Возможно, Джо в курсе, а, возможно, и нет.

— Джейн пришла попрощаться.

— Отлично, — неопределенно отвечаю я и покидаю его кабинет уже не так, как пришла сюда, а на своих двоих. Потихоньку восстанавливаю свои запасы выносливости.

Я не оборачиваюсь, чтобы не увидеть то, о чем он сейчас думает. Чтобы не почувствовать. Чтобы случайно не сказать ему, что действительно буду скучать.

Я пытаюсь запомнить каждую его деталь, но помню по-прежнему только дыханье. Наверное, это даже и к лучшему — не знать, кого помнишь. А затем медленно, но верно забыть.

Хватаюсь за зажатый в руке билет на поезд как на последнюю спасительную соломинку, но руки все также прожигает придуманная мной надпись про ад.

Но, по сути, выдуманное мной в этой жизни абсолютно все. Ненастоящие чувства, слепые реакции, искаженные образы. То, что я вижу, но на самом деле должно быть вовсе не так. Не так я должна была уйти, не попрощавшись, не посмотрев ему в глаза, не сказав, что и вправду, черт возьми, вправду буду скучать.

Жи сидит на промятой моим телом кровати-диване-кушетке и смотрит на меня взрослым, немного виноватым взглядом.

Я крепко обнимаю ее за хрупкие плечи, чтобы она не увидела, как я плачу. Бесконечные звуки вечно живущего дома превращаются в один сплошной монотонный шум, заглушающий последние остатки самообладания. Из череды вибраций выбивается только биение одного-единственного сердца.

Сердца, которое умирает медленно.

Люди — они как перелетные птицы: при случае сразу же стремятся туда, где потеплее. Они покидают насиженные места и самолетами, пароходами, поездами мигрируют в прежде не знакомые им земли.

Они одиноко взмахивают крыльями и устремляются куда-то туда — возможно, даже за горизонт.

Раньше я думала, что быть птицей — значит быть свободной, но теперь понимаю: каждая птица должна следовать за своей стаей, каждая птица обязана знать свое место в этом мире.

Я не птица, но почему же я тогда улетаю?..

…

Сиплым безразличным голосом я называю таксисту адрес одного из центральных вокзалов, и тот, не сказав ни слова, резко трогается с места.

В машине пахнет как-то до боли знакомо. Знакомое все: запахи, звуки, ощущения. По-привычке я с закрытыми глазами провожу ладонями по шершавой синтетической обивке заднего сиденья. (Ненавижу задние сиденья.) Кто-то бы сказал, что чувство неприятное, но мне все же нравится. В голове тут же всплывают знакомые образы, возвращающие меня туда, назад, в то время, когда еще не начался этот смертельный ливень, а только надвигались тучи. Этих туч тогда я не видела и даже не чувствовала.

И сейчас я могу с уверенностью сказать: незнание — оно спасает. Когда не чувствуешь, не видишь, живешь без лишних забот, не подозреваешь о том дерьме, что за долгие годы успело накопиться в людях. Я бы хотела не знать, но, похоже, уже слишком поздно загадывать подобные желания под падающими звездами.

Что-то стягивает шею, душит. Я протягиваю руки и натыкаюсь на колючий вязаный шарф. Вспоминаю — Лея подарила перед самым отъездом. Сказала, что-то вроде вещицы "на память". А мне нечего было им оставить, хотя я и не хотела, чтобы они обо мне вспоминали. Все. А особенно Джо. Хочу, чтобы он забыл меня, навсегда выкинул из своей головы. Или не так. Я хочу забыть его.

Я не смотрю за сменяющиеся одну за другой последние улицы северной окраины Бруклина, но знаю — представляю — что там сейчас творится. Таксист преодолевает повороты резко, уверенно, стремительно ("Знаешь, почему улицы пересекаются под прямым углом?.."), и я цепляюсь за сиденье, впиваюсь ногтями в неприятные синтетические волокна. Мне нужно удержаться. Не выжить — просто удержаться.

Там — в Нью-Йорке — подходит к своему логическому завершению осень, но определить это можно только по тому, как девушки, ежась от холода, поднимают воротники. А я не чувствую холода, теперь его вовсе не воспринимаю.

Я чувствую себя потерянной. Во времени, в городах, в разных погодных условиях. В такси, поездах, одиноко парящих самолетах. Я чувствую только момент, в котором нахожусь, но ни больше, ни меньше. Я не просто живу сегодняшним днем, и вся моя жизнь — сегодняшний день.

Расплатившись с таксистом, я тут же забываю его лицо, забываю желтый цыплячий цвет его точно выращенной в инкубаторе машины, я даже забываю, откуда приехала. Все это уже не имеет значения.

Руку оттягивает большой, но почти ничего не весящий чемодан: у меня нет вещей, которые мне бы хотелось увезти из этого проклятого города. На дне чемодана мирно покоятся зубная щетка, пара красных истоптанных кед и бутылка воды. Вот и все, что у меня есть. Почти вся моя жизнь хранится в этом чемодане.

На перроне полно народу: туда-сюда снуют опаздывающие-прибывающие, а между ними лениво проскальзывают мелкие воришки. Здесь и запах какой-то особенный, неповторимый: аромат прощальных слез, обещаний как-то по-особенному смешивается с железным запахом рельсов. И эта смесь чем-то отдаленно напоминает ржавый запах крови. Но я стараюсь об этом не думать.

Я ставлю свой чемодан на землю, сажусь на него верхом и непринужденно подпираю подбородок кулаком. Как будто я всегда только и делала, что протирала штаны на полупустом чемодане в самом центре перрона.

Сквозь мутный купол, под которым и гнездится станция, плохо видно серое небо и тусклое солнце. Но мне не обязательно видеть — можно просто почувствовать. Небо кажется низким, до купола же можно достать, лишь потянув вверх руку. Я уже представляю, как осторожно постучу по стеклянному своду, и в ответ услышу пластмассовое эхо.