Мария Чурсина - Последнее дело императрицы

- Не зарывайся слишком, мальчик. — Этель искривила губы в приветственной улыбке. — Сдавайся, и я не буду казнить тебя на главной площади.

- Это ещё почему? — возмутился Орден.

Губы Теро задрожали сильнее. Лезвие ножа скользнуло по коже Эйрин, оставляя на её шее кровоточащую алую ниточку-рану.

- Ничего у вас не выйдет. Вас мало. А я уже сообщил военачальникам провинций. Скоро вся армия будет тут. — Кадык дёргался на худой шее, как будто Теро безрезультатно и долго силился проглотить горький привкус на языке. Привкус въелся в кожу.

Орлана смотрела: рубиновый орден сполз с его камзола в сторону, белая рубашка вымокла от пота. От него пахло страхом. Несло на всю галерею.

- Да? А мне сказали, что после смерти генерала войска отказались тебе подчиняться, — сладко проговорил Орден.

Улыбка всё ещё кривила губы Орланы, но она не смеялась. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Такие холодные — почти что мёртвые. Если коснуться ими щеки Теро — можно прожечь до кости.

- Отпусти девочку. Давай просто поговорим.

- И ты меня не убьёшь, да? — Он расхохотался, и Орлана услышала в голосе лорда консула нечто безумное и тёмное, как дно провала в старой тронной зале.

- Не знаю, — качнула головой она. — Но если что-нибудь случится с Эйрин, я убью тебя совершенно точно.

За цветными витражными окнами полыхали зарницы, и Орлане не стоило даже оборачиваться — они отражались в глазах Теро. Отражаясь, становились больше и страшнее.

- Что ты знаешь о смерти? — хмыкнула она. — А я была там. Поверь, там темно и пусто. И ничего там нет. Я не хотела бы крови.

- Да, сдавайся по-хорошему, — бросил Орден. Судя по тону, ему успела поднадоесть затянувшаяся сцена. — Побыл правителем, и хватит. Пора делиться.

Он поднял руки, словно перебирая в воздухе невидимые струны, и руки Теро затряслись сильнее. Его губы побелели, силясь сложиться в единственное нелицеприятное слово, но усмехался Орден — и Теро лишь невнятно мычал.

Нож со звоном упал на мраморный пол. Почуяв свободу, Эйрин оттолкнула его руку и бросилась вперёд. Она обхватила Орлану за талию, уткнулась лицом в плечо и прижалась так сильно, что та почувствовала, как часто и громко стучит сердце дочери. Её чёрные волосы были испачканы пылью, в них запутались частицы осыпавшейся штукатурки.

- Мама! Прости меня!

- Эйрин, отойди, — произнесла Орлана и не шевельнулась. Только разжала кулаки, потому что показалось — скоро ногти до крови расцарапают кожу. — Я поговорю с тобой потом.

Она подняла голову, непонимающе глядя на императрицу, но ни один мускул на лице той не дрогнул. Тогда Эйрин тихо скользнула в сторону и спряталась за колонной, в полумраке.

- А что сделаем с этим? — посмеялся Орден, поправляя рукава рубашки — они сползли выше запястий, пока магия выжимала нож из пальцев Теро.

- Пусть отдаст моё отречение, — сказала Орлана, всё ещё не отпуская взгляд лорда консула. Она хорошо видела, как текут по его лицу капли пота.

- Верно. Отдай, — кивнул Орден.

…Чуть смятый листок с личной росписью Орланы истлел в её руках до пепла, пока она рвала его. Пока разбрасывала по мрамору — рассыпался мельчайшей пылью. На ладонях остались чёрные следы гари.

- А теперь беги, — сказала она Теро. В его глазах кровь из лопнувших сосудов заливала белки. — Беги так быстро, как только можешь. Когда поднимется месяц, я выпущу по твоему следу белых волков. Ведь каждый должен быть на своём месте, да?

Зазвенели пряжки на его сапогах — Теро оторвался от стены, в которую вжимался спиной. До последнего он смотрел ей в глаза, пятился, слепо шаря рукой по стене. Орлана тяжело вздохнула — на грудь будто навалили камней. Тяжёлых, тех, что грудами лежат в старой тронной зале.

Теро развернулся и зашагал — всё быстрее. Потом он побежал. Потом спина лорда консула скрылась на лестничном пролёте. Орлана прижала руку к левой груди: сердце билось отчаянно трудно. Ей показалось, что воздух вокруг стал густой патокой.

- Что с вами? — негромко спросил Аластар, беря её под локоть — он заметил, как тяжело она дышит.

Орлана мотнула головой. Боль в груди пришла резко, и Аластар её не удержал. Холодный мрамор — она упала на колени и захрипела, не в силах закричать.

Скрипели старые половицы. Олав, как обычно вечером спустился в кухню, чтобы послушать новости.

- Задёрни шторы, — буркнул он жене. — Сидим тут, как на сцене, вся улица таращится на нас.

Из окна было видно крыльцо. Уже вечер накрыл ступени, и единственный огненный шар покачивался у самой двери, освещая перильца и бутоны цветов. Улица провинциального городка пустовала, только ветер бродил по дорогам, гоняя пыль и лепестки отцветших яблонь.

Джерд перетирала посуду полотенцем, сероватым от старости, и осторожно выставляла её на стол, но Олав всё равно каждый раз махал на неё рукой. Потише, мол.

Он слушал и щёлкал языком, тёр больное колено, которое опять протянуло сквозняком, и теперь не помогала даже заветная мазь, купленная у местного целителя за ужасно большие деньги.

- Нет, ну ты слышишь, что делают? Выловили каких-то сектантов и вздёрнули. Всех, до одного, без суда и следствия! Куда катится мир…

Джерд осторожно поставила последнюю кружку донышком вверх и замерла, прислонившись к столешнице. Голова Олава качалась как будто сама собой, уже и не в такт словам повествователя.

- Хочешь — не хочешь, а верь в этот ваш Разум. Тьфу. И слова не скажи. При консуле такого не было.

Он снова тёр колено и говорил, что навести в стране порядок — проще простого. Вот он бы рассказал, но только кто же его спросит. Императрица давно погрязла в своих замшелых традициях и никому не давала вздохнуть. В Узге казнили чиновника, который высказался о своей приверженности консулу — это уже не из вечерних новостей, это Олаву рассказал старый знакомый. И скоро мир рухнет ко всем демонам, тогда уж понимай, как звали.

- Слышишь, нужно новую помощницу взять, — негромко сказала Джерд, когда её муж затих, хмуро сведя брови к переносице. — Ту, видать, убили. Не вернётся она.

- День рождения души. В этот день много лет назад родилась душа нашего мира, — улыбнулась девушка, замершая на ярко освещённом пятачке площади, как на сцене. Светлые, не собранные в причёску волосы разметались в воздухе — она закружилась. Красивая, как весенний цветок. Воздушный смех звенел в ветвях деревьев. — Посмотрите, какая ночь!

Ночь осыпалась на Альмарейн серебристым светом звёзд. Деревья и статуи стояли в этом мареве — призрачные, дрожащие. Вокруг шаров белого пламени, что освещали главную аллею императорского сада, парили крошечные белые пушинки — ночные обитатели замка.