Аларик (СИ) - Генрих Эдуардович Маринычев

— Взглянуть-то я могу, — немного подумав, согласился я. — Но не уверен, что чем-то смогу помочь.

Все верно — таким молодым зельеварам, как я, открыты лишь простые рецепты, по которым мы можем варить только слабые зелья. Да, такие зелья тоже лечили людей, но в отличие от хороших, добротно сваренных зелий, они и действовали слабее, и ждать их эффекта приходилось дольше. Но, со временем, когда молодые набираются опыта, они проходят новый, сложный экзамен, и тогда им дают доступ к более сложным рецептам.

— А ранее знание сложных рецептов будет для вас неполезно, — заявил нам однажды господин Бельдигус. — Сложные рецепты потому и называются сложными, что их нелегко исполнить. Особенно таким новичкам без году неделя, как вы. — Он обвел взглядом кандидатов в гильдию. — Каждый сложный рецепт — это масса редких ингредиентов. Запорите зелье и что? Столько редких растений вы тогда перепортите? Ну ладно — растения еще что! В случае неудачи вы и людей потравите. На кого тогда ляжет ответственность? Конечно — она ляжет на гильдию. А это — недопустимо!

Вот. Несчастного лекаря многие пытались лечить. И ни у кого не вышло. Чем тогда ему смогу помочь я?

— Ты все же взгляни — может, что придумаешь, — неопределенно ответил он.

— Взглянуть — это можно, — согласился я.

Все так: долг зельевара — приложить все силы, чтоб исцелить больного.

Двор деревенского лекаря находился в противоположной части деревни, которая была ближе всего к дороге. Дом врачевателя не был таким добротным, как дом бывшего зельевара, зато его огород был в три раза больше. Что неудивительно, ведь над ним трудились три человека: женщина постарше, скорее всего, жена, вторая, помладше, скорее всего, его дочь, и одна девчушка — видимо, младшая дочка.

— Доброго здоровьечка, Меланья, — поприветствовал старейшина старшую из женщин. — Боги вам всем в помощь.

— Спасибо на добром слове, Маркус. — Женщина распрямила свою крепкую спину и грустным взглядом взглянула на старейшину. — Только вот вряд ли боги на нашей стороне, — пожаловалась она.

Старик все прекрасно понял.

— Как Димитрий? — поинтересовался у Меланьи старейшина, опираясь одной рукой на крепко стоящий плетень.

— Ой, все так же, без изменений.

— Да?

— Ой, да. Мается, бедненький. Весь в жару да в поту.

— Печально, — со вздохом ответил Маркус.

— Ага. Как проснется, то сразу просит пить, а потом он снова впадает в проклятое забытье.

— М-да.

— И так каждый день. Ох, боги, боги — за что мне такие печали? — запричитала хозяйка.

Вот как? Ужасающие симптомы.

— А это кто с тобой? — Пожилая женщина утерла скупую слезу и печальный взгляд на меня.

— Молодой зельевар, — представил меня старейшина.

— Этот что ли, пришлый? — бросила она недовольно.

— Все верно.

— И чего он тут делает? — сразу же насторожилась та.

— Я хочу, чтобы он попробовал вылечить твоего мужа, — предложил он ей.

Услыхав об этом, доселе миролюбивая женщина вдруг изменилась в лице.

— Кто? Он? Этот молокосос недотепа? Эта сухая рыжая щепа исцелит мне мужа? — заголосила она. От ее громкого крика ее дочки вмиг бросили всю работу, а с ближайшего дерева поднялись стаи птиц. — Он? Моего мужа? Да ни за что!

Я слегка ошалел от ее громкого крика и от причин отказа. Молокосос? Недотепа? Рыжая щепа? С чего вдруг мне такие нелестные прозвища? И какое отношение это все имеет к лицензии зельевара?

Мои руки вновь обиженно сжались от нахлынувших чувств. Но пожилой старейшина остался невозмутим.

— И почему ты не хочешь, чтоб он похлопотал над твоим супругом? — спросил он ее ровным голосом.

— Как с чего? Да он же его прикончит! — вмиг заявила она.

— С чего ты взяла?

— С того, что он зельевар!

— Но зельевары ведь лечат.

— Лечат? Лечат, или калечат, как и тот, предыдущий? — заявила она с намеком.

Опять наклепы ни за что ни про что. Пусть старый зельевар что-то накуролесил. Но я же не отвечаю за его поступки? Не отвечаю же, да?

— Но это же другой зельевар, — резонно возразил ей старейшина.

— И что, что другой? — она бросила на меня молниеносный оценивающий взгляд. — Откуда я знаю, что он что-то может? Он что, кого-то у нас вылечил? Или хоть чем-то отличился?

— Пока нет, но…

— И ты хочешь, чтобы я пустила его к постели своего мужа? — набычилась женщина. — А вдруг он его окончательно угробит?

Маркус бросил на меня взгляд, полный вселенской печали, и вновь повернулся к женщине.

— Меланья. Этот паренек, — староста указал на меня своим крепким пальцем, — может быть единственной соломинкой, которая сможет вытянуть твоего мужа с его плачевного состояния.

— Но он же зельевар!

— Что с того?

— Но он же молодой!

— Что с того?

— Но он же…

— Скажи, Меланья — у тебя на примете есть кто-нибудь другой? Кто-то еще готов взяться за исцеленье Димитрия? У нас, в деревне, таких, например, нет.

Взгляд женщины из недружелюбного мигом сменился на донельзя печальный. Все верно — плохо, когда в деревне есть всего один лекарь. Если он заболеет, то вылечить его будет некому. Из соседней деревни лекаря не позовешь — никто захочет идти по опасным дорогам. Мало ли на кого по пути нарвёшься — на злого зверя или на человека. Самого больного в таком состоянии в другую деревню никто не повезет — он может скончаться, так и не доехав до места. То же касается лекарей из города.

— Ну, что, Меланья? Дашь юному зельевару возможность себя проявить! — поднажал старейшина.

— Ладно, уж, пусть берется, — согласилась она с тяжким вздохом. — Но ежели мой муж через несколько дней внезапно протянет ноги, тогда я его… — Она погрозила мне увесистым кулаком.

Да уж — начинать свое служение с такого тяжелого случая мне не очень хотелось. Честно говоря, я очень надеялся, что моими первыми заданиями будет лечение самых обыкновенных соплей или кашля, ран или синяков. А тут нужно лечить больного, который прочти что при смерти. Да и то — на мое лечение соглашались едва ли не из-под палки.

Но судьбе никто не указ — придется начинать именно с такого.

— Отведи Аларика в дом, в вашу спальню и помоги ему, если надо, — распорядился Маркус.

— Незнакомца! В нашу спальню! В то место, где я с моим мужем… — Меланья снова попробовала вспыхнуть праведным гневом, а потом окончательно махнула на все рукой.

— Пошли, окаянный, — проворчала она, и, вытерев руки о платье, медленно пошла в сторону дома.

— Покажи себя, — бросил мне на прощанье старейшина и, развернувшись, степенно зашагал по своим делам.

Осмотр больного занял