Дэвид Уитли - Стражи полуночи

— Теперь ты.

Дрожащей рукой Марк приложил к бумаге свою печать. Ему казалось, что морская звезда ухмыляется.

— Что теперь? — выдохнул он.

— Ничего. Теперь книга принадлежит тебе. Мы заключили контракт и скрепили его своими печатями.

В голосе Лили послышались грустные нотки, но на губах ее играла улыбка.

— Ты хочешь, чтобы я научила тебя читать? Но это будет еще один подарок. Не слишком ли много для одного звездного дня?

— Но это несправедливо, — пробормотал Марк. — Ты подарила мне вещь, которую я не могу использовать.

— Здесь есть картинки, и ты можешь их рассматривать, — возразила Лили, вручая ему книгу. — В любом случае тебе повезло. Знаешь, что я получила в подарок на звездный день? Поездку на телеге.

— И куда же ты ездила?

Лили тяжело вздохнула. Она вновь услышала, как с грохотом захлопнулась дверь мастерской переплетчика, увидела, как летят в грязь ее немногочисленные пожитки. Видение было таким отчетливым, что девочка невольно вздрогнула.

— Я уехала от прежнего хозяина, — сообщила она. — После того как я получила кольцо с печатью, переплетчик не захотел держать меня в своем доме. Ведь я больше ему не принадлежала. К тому же для того, чтобы прошивать книги, требуются совсем маленькие детские пальчики, а я уже выросла. Но мне повезло. Он позволил мне остаться еще на неделю и лишь потом попросил убираться ко всем чертям. — Лили грустно усмехнулась. — Мне кажется, с того дня прошла целая жизнь.

Марк нерешительно приподнял обложку книги.

— Наверное, ты уже привыкла жить здесь, — с надеждой в голосе произнес он. — Я тоже привыкну, рано или поздно. Года через два привыкну точно.

Лили натянуто улыбнулась.

— Конечно, человек привыкает ко всему, но пока что мне это не удается. — Девочка скрестила руки на груди. — Не знаю, что будет через два года. С моего звездного дня прошло всего два месяца. Я родилась в День Агоры.

Марк уставился на нее, не в состоянии скрыть удивления.

— Неужели? — выдохнул он. — Нет, ты не думай, я вовсе не хочу сказать, что ты выглядишь намного старше, чем я. Просто… ты ведешь себя как взрослая… Иногда ты даже напоминаешь мне маму.

Лили вздрогнула.

— Спасибо на добром слове, — сказала она несколько более резко, чем хотела.

Марк потупился, сознавая, что допустил бестактность.

— Понимаешь, мама всегда мне все объясняла, — смущенно пробормотал он. — Она рассказывала мне удивительные истории, ограждала меня от всего плохого. Рядом с ней я чувствовал себя в безопасности.

Лили вздохнула, недавнее раздражение улетучилось без следа. Странно было думать о том, что с тех пор, как она поселилась в башне, прошло так мало времени. Ей казалось, она уже много лет с утра до вечера вытирает пыль и подметает комнаты. Девочка придвинула свой стул поближе к Марку.

— Наверное, я кажусь такой взрослой, потому что рано начала работать, — пояснила она. — Сиротский приют продал меня переплетчику, когда мне было всего шесть лет. Другие приютские дети начинали работать еще раньше. — Лили прикусила губу. Прежде она никогда и никому не рассказывала о своей жизни. — У меня не было ни отца, ни матери. Только попечительница приюта, которую я ни разу толком не видела. — По телу Лили пробежала дрожь. — Если некому о тебе заботиться, волей-неволей приходится рано взрослеть. Теперь тебе тоже придется повзрослеть, Марк. Я не могу заменить тебе мать и, честно говоря, не имею ни малейшего желания обзаводиться взрослым сыном. Тем более, судя по твоим рассказам, твоя мама была необычной женщиной.

— Да, она была необычной, — прошептал Марк, отведя взгляд.

Некоторое время оба молчали, погрузившись в собственные мысли. Марк смотрел на свое кольцо, Лили — на Марка. Она догадывалась, что творится у него на душе.

— Значит, я больше не принадлежу доктору? — спросил наконец Марк.

— Ты будешь принадлежать ему еще неделю. Они дают тебе время, чтобы найти нового хозяина.

— Я так понимаю, теперь я должен продать себя сам?

— Не себя, а свой труд. Возможность трудиться — это все, что у тебя есть. — Лили свернула дарственную на книгу. — Никаких подарков больше не будет, Марк. Никогда.

В воздухе повисло молчание.

— Лили… — пробормотал Марк. — Что же нам делать, Лили?

Взглянув на девочку, он внезапно ощутил свою полную беспомощность.

Лили взяла его руку в свои.

— Мы будем жить, Марк, — пообещала она. — Другого выбора у нас нет. Мы попытаемся найти место, которое сможем назвать домом.

Лили увидела в зрачках Марка отражение своих темных глаз.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — сказала она, крепко сжимая его руки. — Мы сумеем помочь и друг другу.

Оба одновременно обернулись и несколько долгих мгновений смотрели на языки пламени, пляшущие в камине. Они словно пытались увидеть в огне неясные образы будущего, но попытки остались тщетными. Марк первым отвел глаза и открыл подаренную книгу.

— Предлагаю тебе сделку: я убираю кухню, а ты даешь мне урок чтения, — заявил он.

— Ты взрослеешь на глазах, — улыбнулась Лили.

Прошло несколько месяцев, и Марк, к великому своему изумлению, осознал, что счастлив. Или, по крайней мере, очень близок к этому состоянию.

Казалось бы, никаких условий для того, чтобы чувствовать себя счастливым, у него не было. По ночам, когда мальчик, свернувшись калачиком, лежал в своей продуваемой сквозняками комнате, его одолевали мрачные мысли. Стоило ему задремать, перед ним вставало угрюмое лицо отца, который прикладывал к воску кольцо с печатью, скрепляя сделку. Сделку, благодаря которой его умирающий сын стал собственностью доктора Теофилуса. На удачу Марка, доктор сумел поставить его на ноги и сделать своим помощником.

Доктор становился другим человеком, когда вместе с Марком выходил на городские улицы. Во взгляде его появлялась настороженность, которой не было в башне. Дома, в своем кабинете, он предавался тяжелым и неприятным занятиям — вскрывал трупы, составлял снадобья, испускавшие отвратительный запах. Тем не менее в подвале, среди серых камней, доктор чувствовал себя в полной безопасности. Марк почти привык к своим новым обязанностям и внушил себе, что это всего лишь занятная игра.

Но когда доктор и его помощник совершали очередную вылазку в город, игра оборачивалась жуткой реальностью. Доктор прятал свое лицо под маской Жнеца, в прорезях которой темнели глаза. Марка он тоже заставил носить маску, объяснив, что она служит не только защитой от заразы, но и знаком того, что он находится на службе. Оказавшись за порогом башни, доктор Теофилус старался говорить как можно меньше и ходить как можно быстрее. Когда он перебирал инструменты или бутылочки с лекарствами, Марк замечал, что пальцы его слегка дрожат. Марк смотрел на руки доктора неотрывно — это избавляло его от необходимости смотреть на искаженные отчаянием и болью лица, окружавшие его со всех сторон.