Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя

Ефимия задумчиво кивнула. Воин караула не имеет права разглашать случайно услышанные разговоры. Но и не рассказать Катарине о подслушанном Балк не мог. Если только это правда. Если только не подослали этого красивого и обаятельного юношу злокозненная Мариам со злобным Астафием.

Ефимия не обладала талантом правдовидицы. Это толстушка Наталия, соседка Ефимии, могла отличить правду от лжи по, как она говорила, цвету слов. Как можно определить цвет на слух, Ефимия не понимала. И посвящать Наталию в эти дела она не хотела. Если Балк подослан, то пусть пострадает она одна, Ефимия, никчемная, бездарная и никому не нужная старуха.

— Почему ко мне? — спросила Ефимия. Балк непонимающе посмотрел на нее.

— Почему ко мне? — повторила она. — Почему она послала тебя ко мне, а не к кому другому? Не к Анастасии, к примеру.

Балк пожал плечами.

— Она часто тебя вспоминала. Она говорила, ты мудрая. Мне кажется, она тебя очень любила.

Балк встал.

— Я пойду, пожалуй. А то я еще хватятся. Я никому не сказался, как ты понимаешь…

— Сядь! — велела Ефимия. — И слушай.

Балк повиновался.

— Я уже говорила, что это знание опасно, — размеренно начала Ефимия. Она решила вести себя так, как если бы все было правдой — и письмо подлинным, и юноша честным. — И ты очень рискуешь, ты ходишь, можно сказать, по краю пропасти. В королевском дворце, на виду у Мариам…

— Так ведь никто ничего не знает, — возразил Балк. — Мы с ней одни были, а письмо я сразу спрятал, едва чернила высохли…

— И про вашу… дружбу никто ничего не знает? — вкрадчиво спросила Ефимия.

— Ну, — он замялся. — Мы вообще-то старались прятаться.

— Милый ты мой, эти дела не утаишь! Да еще в королевском дворце. Я больше чем уверена, что на ваш счет сплетничала каждая служанка, да и каждая придворная дама тоже. И королева Мариам прекрасно обо всем осведомлена.

Балк покраснел еще гуще.

— Ну осведомлена, наверное… Ну и что? Мало ли…

— Мало, — твердо сказала Ефимия. — Сомневаюсь я, что у Катарины было много близких друзей. Кроме тебя и покойной королевы Елизаветы.

— Да и не было, — согласился Балк. — И королева в последнее время все хворала, потеряла речь и память, так что…

— Так что ты был самым близким, — продолжила Ефимия. — И Мариам это знает. А она — учти! — ничего не забывает. Злопамятная она и коварная. Так что схватят тебя, оглянуться не успеешь, как все выложишь. Есть у нее способы…

О способах Ефимия была наслышана. Говорили о том тишком, шепотком, но слухи о заплечных дел мастерах злокозненной бахристанки ползли стойкие и упорные.

— Не посмеет она, — возразил упрямый Балк. — Я королевичу Марку первый друг.

— А это, милый ты мой, не в плюс тебе, а в минус, — Ефимия потерла сморщенный от омерзения нос. — Королева старшего сына своего не любит, даже больше — ненавидит она его. И если ты окажешься запачканным — ты не только себя и меня, ты еще и королевича Марка погубишь. Ты этого хочешь?

— Ой, — сказал Балк. Такая мысль ему в голову прежде не приходила.

— Вот и ой.

— Что же делать-то? — удивительно, но Балк испуганным не выглядел. Озабоченным, да, но страхом от него и не пахло. — Я ведь и бежать не могу, чтобы на Марка подозрений не навлечь… Убьешь меня?

Ефимия подивилась: Балк говорил вполне серьезно, но без страха. Неужто и так бывает? Или это глупость юности? Или бравада предателя, знающего, что ему ничего не грозит?

— Ерунда! — сказала она. — Рано тебе помирать, и бежать тебе не надо. Я могу так сделать, что ты накрепко забудешь и об этом письме, и о том, о чем мы с тобой сегодня говорили. И о разговоре том подслушанном, и о том, как Катарина умерла. И никакими пытками из тебя это не вытянешь. Согласен?

Балк словно бы окаменел, и его упрямый подбородок стал еще тверже.

— Я не хочу забывать, как ее убили, — хрипло сказал он. — Я хочу отомстить ее убийцам.

— Королеве? — насмешливо спросила Ефимия. — Епископу? Уж верно, хороший способ самоубийства! Да и всю семью свою заодно погубишь, как изменник престолу. Месть к тому же — дело не христианское.

— Да, я знаю, я плохой христианин, — обреченно отозвался Балк. — Только…

— Ладно, — как бы нехотя сказала Ефимия. — Я сделаю так, что ты забудешь на время, не навсегда. Вспомнишь, когда опасность минует. Согласен?

— А когда она минует? — угрюмо спросил Балк. — Когда королевы не станет?

— Зачем так долго ждать! — отозвалась Ефимия со смешком. — Лет пяти, я думаю, хватит.

Ефимия врала. Она совсем не собиралась ограничиваться пятью годами. Наводить ложные воспоминания она умела в совершенстве, и постоянные, и на время. Но слишком уж у королевы Мариам долгая и злая память. Жалко парня.

— Ну? — спросила она.

Балк зажмурился. И так, зажмурившись, нехотя кивнул.

Ефимия принялась за работу. То, что она делала, граничило с запрещенным, с вмешательством в личные дела и свободу воли человека. Однако Ефимия всегда умела убедить себя, что действует во благо пациента, во-первых, а во-вторых, она ведь спросила согласия! А без согласия Балка она не стала бы, ни за что не стала бы…

Если честно, без согласия Балка она ничего бы сделать не могла.

Была такая штука, называлась она «блок». Иногда добавляли еще «Петросов». Блок не позволял колдунье наносить человеку вред, делать с ним что-либо без его согласия или заставлять его действовать в интересах колдуньи. Кстати, на установку блока согласие не требовалось, и ставить его умела любая колдунья, самая бездарная. И ставила — любому ребенку, проявившему способности к колдовству. Говорили, что нарушение запретов блока превращает нарушителя в чудовище, и приводит к скорой смерти. Однако Ефимия жила с этим блоком уже больше трехсот лет, и вполне научилась обходить острые углы запретов.

— Я пойду? — робко спросил Балк. — Поздно уже…

— Иди, сынок, иди. Татьяна уж заждалась тебя, поди. И привет Евдокии, и Ивану, разумеется, как их увидишь!

— Обязательно передам.

Балк поклонился, немножко неуклюже. С собой он уносил воспоминания о приятном чаепитии с милой старушкой, которую навестил по просьбе матери. Он забыл о том, что Катарина была убита, и о подслушанном в саду разговоре, и о сделанном Ефимией предсказании, свидетелем которому стал. О предсказании Ефимия вспомнила в последний момент, и убрала заодно и его.

Ефимия вздохнула. Чувствовала она себя неважно, устала от предсказаний, от проделанной работы, от дурных вестей. От письма.

Она снова развернула листок и перечла его.

«Ефимия, я умираю».