Ольга Ильина - Особенные. Элька-2

В общем, эти двое вышли, да так и не вернулись. А меня вместо дома отправили в их местный изолятор. Где я устала, оголодала и продрогла без охранного браслета, но гнев очень сильно помогал. Мобилизовал даже.

На следующий день меня снова отвели на допрос. С тем же милым дядечкой, который заботливо мне водичку подсунул. И даже предложил бутерброды. И не то, чтобы я не хотела есть и пить. Безумно хотела. Просто адски, но мы с Крысом уже побывали в переделке с заботливо предложенным чайком, да и Катины таблеточки в воде о многом напомнили. Так что я зареклась пить что-то не приготовленное под моим неусыпным контролем. А вот наколдовать себе стакан молока и печенюшки с собственной кухни мне никто не мешает. И надо же Диреева порадовать. Пусть полюбуется, сколько нового его ученица усвоила.

Я наколдовала целую тарелку с печеньем, стакан с кухни и пакет молока. Зато дядечка побагровел. Ох, кажись, не ошиблась я в своих предположениях. И было там что-то помимо чая и бутербродов. Меня вернули в камеру. Жаль. Но хоть поела. А вечером явился Диреев. Злой, как черт. Но в камеру не входил. Стоял за стеклянной стенкой и только сжимал кулаки.

— Если ты не начнешь говорить, они применят более действенные методы допросов. Понимаешь ты это?

— Что в мозгах будут копаться? Может даже тебя попросят. Знаю, есть у тебя опыт подобных фокусов. Зачем ты пришел? Что ты хочешь Диреев? Или Егоров? Слава или Стас или как там тебя еще зовут? У тебя столько лиц, что я запуталась. И знаешь что? Ни с одним из вас я не хочу больше встречаться.

Он разозлился. Внешне, конечно остался скала скалой, но глаза так полыхнули, что отстранилась даже. Долго на меня пялился. Потом подошел к стене, где висела такая же камера, как в комнате Егора и вырвал провод с корнем. Красный мигающий огонек погас. А он развернулся ко мне и заговорил:

— Они думают, ты знаешь, где он сейчас. Если понадобится, они залезут к тебе в голову. Если понадобится, они заставят меня.

— Заставят? — я рассмеялась. — Тебя можно заставить? Сомневаюсь. Нет. Ты делаешь все это по доброй воле. Ты держишь меня здесь… не знаю почему, но боюсь думать, что из мести.

Он промолчал.

— Если тебе прикажут меня вскрыть, и если ты пойдешь на это, то только потому, что сам этого хочешь.

Я поднялась с кушетки, на которой сидела, поджав ноги, и подошла к стеклу.

— Не смей больше прикрываться долгом. Ты не лучше его. Он хотел доказать, что может удивить отца, а ты… ты хочешь доказать мне, что я зря тогда не выбрала тебя. Вопрос только в том, как далеко ты можешь зайти в этом своем желании?

Ночью у меня поднялся жар. Эти перепады сил делали что-то со мной. Стены забирали силы и, поначалу мне стало легче, кулон на шее постепенно светлел, но потом эта утекающая сила стала возвращаться. Стены создали какой-то странный водоворот. И от этого было плохо. Я то горела, то сжималась от озноба.

— Просто дыши, — послышалось откуда-то сбоку. — Это с непривычки.

Надо же. Либо у меня глюки, либо в соседней камере действительно кто-то есть. И когда успели привести? Голос женский, кажется.

Я сделала, как посоветовал голос, и просто дышала. Долго и глубоко.

— Как тебя зовут? — спросил голос.

— Эля.

— А я Вика.

— За что тебя взяли?

— За воровство.

— Магическое воровство?

— А какое еще?

Разговаривая с голосом, мне стало легче. Я даже расслабилась. Мы говорили обо всем и ни о чем. Вику удивило, что я искра, и что здесь. Спросила даже, словно невзначай:

— За что же искру могут посадить?

А я странно насторожилась.

— За побег.

— Ух ты? — восхитилась девушка за стеной. — И кому ты помогла сбежать?

— Я не помогала. Они почему-то так думают. Он мой бывший. Вик, скажи, вот ты бы стала помогать человеку, который украл у тебя силы?

— Нет.

— Вот и я о том же. Ну и что, что я его навещала. Так может, я посмотреть хотела, как хреново этому гаду живется.

— Да. Ну, дела, — согласилась девушка.

А утром ее уже не было. Зато, когда меня вели на очередной допрос, услышала я этот голос, у девушки инквизитора, которая отчитывала в открытом кабинете какую-то другую девушку. Она увидела меня и замолчала. А я подмигнула воровке Вике, с красивым голосом. Та поджала губы и приказала девушке закрыть дверь. Темные. Что только не придумают.

Очередная проверка. Сколько их таких будет, прежде чем они пойдут на крайние меры? Уже до боли знакомый дядечка инквизитор с притворным сочувствием сообщил, что завтра придет тот самый день икс и мои мозги выпотрошат, как тушу, превратив в желе.

И я всю ночь по камере разгуливала, убеждая себя, что они не рискнут, что я искра, что это против правил, против законов, против всего. И удивляло, что бабушка ничего не делает. Я здесь уже три дня, а мне не то, что адвоката, поесть не дают. Изверги. Хорошо, хоть в моей комнатке есть маленький унитаз, за ширмочкой. И вода из-под крана. Но как же это все паршиво. Нет. Чтобы я, еще хоть раз… Да пошли они все! И Диреев вместе с ними. Я до конца не верила, надеялась, думала, что если не вытащит, так объяснит мне хоть что-то, но на все мои вопросы дядечка инквизитор отвечал нехорошей улыбкой, а Диреев больше не появлялся.

И вот теперь оказалась в самой отстойной ситуации из всех. На этот раз меня привели не в привычную теплую комнату для допросов, а в это убогое место. Серые стены, серый пол, серый стол и даже стул, на котором я сидела. Все серое.

Через два часа бесцельного, пустого сидения, стало казаться, что меня маринуют. Очередная тактика допросов? Ты умираешь от скуки, и тут появляется добрый дядечка, которому ты готов выложить все, признаться в чем угодно, сделать что угодно, лишь бы выбраться, лишь бы больше не сидеть в этой страшной серой комнате и не сходить с ума.

Год назад я бы сломалась. Но, меня обучали лучшие. Поэтому я встала, потерла затекшие руки, закованные в наручники, еще одна тактика допроса, полагаю, залезла на стол и уселась в позе лотоса. Я бы на пол села, но штаны жалко. Они, между прочим пятьсот долларов стоят. Да и холодно на полу. А мне еще детей рожать. Когда-нибудь.

Помедитировать не удалось. Видимо, им тоже надоело лицезреть мое часовое сидение в одной позе. Устали бедненькие. Прислали лучшего, но как же я удивилась, когда узнала его.

— Ты?

Хотя, чему я удивляюсь. Все лгут. Друзья, родители, бабушка. Одной ложью больше, одной меньше. Какая разница? Просто больно в очередной раз довериться кому-то и получить снова щелчок по носу или удар под дых. И когда я разучусь доверять людям, впускать их в свое сердце, и вновь, и вновь разочаровываться. Правильно бабушка говорит, сердце надо беречь. А я не берегу. Глупая.