Геннадий Башунов - Чёрные перчатки

Раздумья заняли несколько секунд. Сняв сапог, Велион шмякнул им о крышку сундучка и, выбросив заражённую вещь, дал дёру за дверь. Могильщик ждал долго, наверное, с четверть часа и только потом осмелился заглянуть в комнату. Всё прошло на редкость удачно: сморщившийся носок сапога слабо мерцал железными набивками в полутьме комнаты. Значит, «куриная слепота» пересела на железо, а дополнительный ингредиент сморщил кожу. Могильщик скривился, подумав о том, что сморщилось бы у него, если бы проклятье прыгнуло не на сапог. Но это уже в прошлом.

Выбросив испорченный сапог в угол, тотенграбер сбил каблуком висячий замочек сундука и вытащил из его недр то, за чем охотился уже три дня, с тех пор, как Марва улетела на своей метле на Йоль: бутыль настоянного на разных травах самогона двойной очистки. Усевшись прямо на пол, могильщик сделал глоток. Самогон приятно согрел глотку и провалился в нутро, вспыхнув там пожаром. Утерев слезу, Велион сделал ещё глоток.

Он не пил с тех пор, как попал в храм, а сегодня уже вечер двадцать первого декабря. Во время выздоровления это было категорически запрещено из-за отваров, которыми его отпивали. Как только тотенграбер окончательно встал на ноги и, намереваясь напиться, принялся рыскать в кладовых, его выловила Марва и отправила на экзекуцию: сдачу полупинты крови. Во время забора крови настоятельница строжайше запретила ему пить, тем более, всю выпивку из кладовых увезли на подготовку к самому длинному в году зимнему Йолю, начинающимся сегодня и длившимся аж до второго января, то есть с зимнего солнцестояния до нового года. Этот Йоль и был главным в году, особенно для таких магов, как слуги Мёртвой Матери, потому в его время все самые сильные маги собирались отдельно, оставляя своих подопечных в храмах или школах со старшими учителями. Этот же конопляный самогон высочайшего качества, настоянный на разных травах, служил основой магических эликсиров. Не надо было Марве показывать ему эту бутыль... Хоть она и наложила на сундук несколько заклинаний для страховки, опытного могильщика это остановить не могло. Особенно, если он так изголодался по алкоголю.

За это Велион и выпил, с радостью ощущая, как чертовски крепкая выпивка начинает бродить в животе, отдаваясь в голову лёгким головокружением. Решив не упускать это состояние, Чёрный могильщик глотнул ещё самогона.

Когда в дверь кто-то вошёл, могильщик, чуть не поперхнувшись, вскочил на ноги. Проглотив набранную в рот выпивку, тотенграбер медленно повернулся к двери. И облегчённо вздохнул: в дверях стояла Зарка, та самая послушница, что дожидалась его в бане. Тотенграбер с тех пор видел её лишь несколько раз да и то мельком, но красноречивые взгляды ведьмочки были заметны даже на расстоянии. И одежды на ней сегодня было не намного больше, чем после бани: полупрозрачная накидка, под которой виднелись ритуальные рисунки, да украшения – ожерелья и браслеты из агатов, замурованных в тёмном янтаре насекомых и фаланг человеческих пальцев.

- Ты хоть предполагаешь, сколько она стоит? – вкрадчиво спросила магичка, покачивая бёдрами приблизившись к Велиону.

- Нет, - честно ответил могильщик и протянул бутыль: – Хочешь?

- Шутишь? – хмыкнула Зарка, принимая бутыль. – Амброзия, - простонала она, глотнув. – На празднике вряд ли будет выпивка такого качества.

- Сочувствую.

- Сочувствовать буду я, когда Марва обнаружит пропажу. Хотя... ты отработаешь, - на пухлые губы ведьмы выползла похотливая улыбка. – Не хочешь подержаться за что-то более округлое?

- Э... хочу... но...

- Слышал, что Марва строго на строго запретила всем послушницам приближаться к тебе? Конечно, она здесь самая... непривлекательная.

- И самая сильная. Она почует.

Зарка гортанно рассмеялась и, глотнув самогона, передала бутыль могильщику.

- Я не какая-то младшая послушница, - сказала ведьма. – Я их... воспитательница, скажем так. Так что скрыть это я смогу. Так ты не против?

- А Йоль?

- В полночь. А рисунки я поправлю... Так ты?..

Распалённый алкоголем и возбуждением Велион буквально сорвал с ведьмы балахон и яростно поцеловал её губы.

- Перчатки сними, - хихикнула Зарка. – Знал бы ты для каких эликсиров этот самогон...

- Уже догадался, - прохрипел могильщик.

- Вот и сними перчатки, подействует лучше...

- Сволочь, - сухо сказала Марва, исподлобья глядя на Велиона, - пьяница. Ты хоть можешь предположить, сколько стола та бутылка?

Могильщик кашлянул и сел на кровати, скинув одеяло.

- Оставила бы что-нибудь подешевле, - пробурчал  он, радуясь про себя тому, что Зарка успела уйти ещё ночью.

- Тебе нельзя пить.

- Кто это сказал?

- Я сказала! А, чёрт с тобой, - тяжело вздохнула настоятельница, присаживаясь на край кровати. – Зарка не подвела?

- В смысле? – несколько нервно пробормотал Велион, хрустнув суставами. Что он, мать вашу, делает-то? Опасается обвинений в измене? От кого? Да, дела...

- Думаешь, я не думала, что она до тебя доберётся? – поморщилась Марва. – Потому-то в качестве наказания и оставила здесь с младшими послушницами, досрочно, так сказать. Да и не хотела бы я застукать вас где-нибудь в подвале, а так пока меня не было... К тому же, она отвадила от тебя младших послушниц, иначе ты бы тут уже всех... перебрал.

Велион кашлянул, не зная, что ответить. Не объяснять же сейчас женщине... своей женщине, пусть этот факт его и не очень радует, что его полигамные наклонности обуславливаются длительными периодами воздержания и отсутствием более или менее продолжительных связей. Конечно, Велион слышал о супружеской верности, но... он – вечно странствующий могильщик, ни к чему не привязанный и не обязанный ничему и никому. К тому же, слова всегда остаются лишь словами, а сложившиеся устои являются лишь предпочтительными вариантами поведения и соблюдаются лишь поверхностно. С другой стороны, могильщик был знаком с этим лишь поверхностно и предпочитал не думать об этом, ведя себя так, как то диктовали сложившиеся обстоятельства. И если обстоятельства сложились так, что он находится сейчас в храме полном симпатичных женщин, да не просто женщин, а ведьм, озверевших от эрзаца... Да в этом случае он просто верх благородства!

И, кажется, Марва понимала, что Велион не хочет причинять ей боль, но верность в любом случае оставалась для него лишь набором звуков, не несущих практически никакого смысла.

Но всё равно надо...

- Только попробуй извиниться, - сухо произнесла настоятельница. Велион, уже открывший рот, промолчал. – И если захочешь ещё, делай это так, чтобы я не видела, хорошо? И только с Заркой, ясно?

- Угу...