Кость для Пойнтера (СИ) - Мартыненко Всеволод Юрьевич

Почуяв мои сомнения, инсургент с удвоенной спешкой завозился над жировой жаровней, раздувая неверный огонек, лениво перебегающий по фитилю. Наконец его усилия увенчались некоторым успехом. Череда все более ярких вспышек, озарявших своды пещеры, сопровождалась отчаянным чадом и струйками копоти, но это не помешало горе-истопнику распрямиться с победным восклицанием:

-- Против гнома нет приема!!!

Словно в ответ на это хвастовство, один конец фитильного зажима соскочил с края сосуда. Пламя сразу же затрещало и наполовину притухло, залитое жиром.

-- Ну… теоретически, -- несколько смущенно поправился гном в ответ на мое саркастичное хмыканье. Он потянулся было поправить зажим, но обжегся, с громким ойканьем отдернул обожженные кончики пальцев и сунул их в рот, обиженно глядя сквозь линзы. От этой его возни горелка провернулась, раскачиваясь, фитиль снесло через край и окончательно затушило выплеснувшимся жиром. В наступившей темноте поваливший чад не был виден, но отчетливо чувствовался в воздухе. Инсургент же остервенело лупил кремнем по кресалу, даже не пытаясь нащупать раскаленные принадлежности очага. Вспышки искр выхватывали из тьмы только оправу и стекла его очков. Поневоле я пожалел, что успел убрать жука-фонарника.

Делать нечего, придется возиться с огнем самому. Слишком уж много камня вокруг… да ветра в голове незадачливого возжигателя очага. Причем ветра дурного, что годен лишь гонять пустынную шар-траву. Вот уж что сейчас пригодилось бы нам на растопку…

Не скажу, что совсем не потратил времени, осваиваясь с незнакомой системой разом освещения и отопления. Но похоже, руки у гнома росли из совсем уж неправильного места -- повторить его ошибки мне не удалось никакими силами.

Наконец после пятиминутной возни плоский фитиль в медном зажиме поперек плошки разгорелся ярко и надежно. Теперь можно и расположиться на отдых. Хотя бы не придется ждать ночного нападения от нежданного соседа по биваку.

Оказалось, зря -- пусть не нападения, но каких-то странных поползновений мне избежать не удалось. С упорством, достойным лучшего применения, гном решил улечься на ночлег с той же стороны, что и я сам, причем не просто норовил устроиться тут же, а лез прямо под бок, раз за разом, сколько ни перетаскивай лежанку.

В конце концов мне надоело уворачиваться. Дождавшись, когда подгорный житель в очередной раз оказался в пределах досягаемости, я отвесил ему быстрый, но не слишком увесистый подзатыльник.

-- Вали на свою сторону!!! -- цыкнул я на ошалелый взгляд обернувшегося инсургента. Гном обиженно засопел, но повиновался.

Чего это подгорный подкатывается?! Вроде на эльфа-мужеложца я не смахиваю, при всем распространении сей склонности среди Инорожденных… Да и он тоже не тянет на кого-то такого. Может, к мамке под бок захотел, маломерок мохнатый? Так я ему не мамка. Я даже не отец пока никому… если только за минувшие сутки переполох от моего исчезновения не привел к преждевременному прибавлению семейства.

А впрочем, вряд ли кто-то в замке вообще заметил отсутствие мужа и повелителя. Не представляю, когда и до кого там дойдет, что я пропал. Знал бы -- раньше сбежал бы из дому!

С другой стороны, не знаю, как покинутые жены с дворецким, а я совершенно не ощущал никаких перемен в своем положении. Ответственности ничуть не убавилось, а беспокойства прибыло вдвое. Стоило забираться за три тысячи миль на погибельный восток, в самую глубь Альтийских гор, чтобы променять заботу о родных женах и почти уже появившихся детях на попечение об этом… малолетнем инсургенте!

Почему-то больше не возникало сомнений в том, что не местный житель возьмет шефство над нежданным гостем, а мне, опытному и старшему, придется то и дело утирать натруженный очками нос подгорного подростка.

С утра, если можно было назвать утром промозглую сырость почти без проблесков наружного света, подопечный продолжил являть себя совершенно непроким в быту. Когда он чуть не забыл на месте ночевки пакет с каким-то тряпьем, пришлось прогнать его вокруг всей пещеры, чтобы уж точно подобрал все свое барахло. Можно подумать, у меня сейчас нет иных забот!

-- Слушай, ты сможешь найти здесь воду? -- спросил я у малолетнего инсургента, когда тот наконец управился со своим хламом.

-- Конечно! -- изумился тот. – Все источники уже сколько тысяч лет как размечены. Где на стене два серпа, там сто аршин до воды, где один – не более полусотни.

Понятно, почему. Серпом, а иногда просто незамкнутым кружком, алхимики издревле обозначают стихию Воды, как замкнутым -- Камень, треугольником языка пламени -- Огонь, а квадратом паруса -- Ветер. Хоть что-то у подгорного народа так же, как у всех прочих, без пугающих различий.

-- А отсюда до них близко? -- продолжал я допытываться уже для порядка.

-- Не знаю, -- гном пожал плечами и тычком пальца поправил очки. -- А что, это важно?

Еще бы не важно!!! Без воды долго не продержишься даже в сырой и прохладной пещере. Уснувшие на миг сомнения в пригодности моего невольного спутника к жизни, не обеспеченной посторонними усилиями, закопошились пуще прежнего.

Впрочем, как-то ведь он уцелел в своем подгорье до встречи со мной. Не исключено, что эти пещеры и гроты выглядят жутковатыми и враждебными только для чужака. Для местного уроженца они вполне могут быть с детства знакомы до последнего уголка, уютны и привычны.

Эта мысль кое-как успокоила меня и отбила охоту пускаться в дальнейшие расспросы. Пора уже сниматься с места, а то когда еще доберемся до источника... Опять и снова – какой смысл расхаживать по собственному дому с фляжкой, когда там не только бары через каждые четыре сотни ярдов, но и купальни с минерализованной водой где-то с той же частотой.

Вода… Прямо из серебряных труб над ваннами, прозрачная, чистая и холодная…

-- Пошли, что ли? -- прервало мои видения настойчивое подергивание за рукав. Инсургент нервно переминался с ноги на ногу под ворохом кожаных одежек, покуда я моргал и облизывал пересохшие губы. Да, всерьез же меня прижало... Вчера столько всего стряслось, что жажда вообще не давала знать о себе, а с утра вот навалилась в полный рост, заставив на долгую минуту позабыть о реальности.

От пути вглубь по расселине, выходящей из дальнего конца пещеры, не становилось легче. Гном впереди не зажег никакого огня в придачу к моему фонарнику -- не иначе, из экономии, -- постоянно что-то бормотал себе под нос, то и дело ощупывал стены и пересчитывал что-то на пальцах. А может, и сами пальцы -- неровные своды пещеры оказались отнюдь не безжизненными, чем глубже, тем больше лепилось на них островков мха и лишайника, между которыми все чаще сновали порядочных размеров многоножки и прочие кивсяки.

Навстречу тянуло сыростью, а иногда и теплом -- струйками чуть греющего воздуха в подгорной холодрыге. Однако поросль и живность на стенах явно были обязаны своим обилием не этим лоскутьям подгорного жара, а неким более постоянным источникам, заменяющим солнечные лучи в Безнебесных Странах.

На ходу я сунул руку в карман за мячом-тестером и, стараясь не сбиваться с шага, настроил его на претворение невидимого света в видимый. К холодному, бирюзового оттенка сиянию жука-фонарника сразу же прибавилось жаркое мерцание магического прибора, затлевшего во тьме угольком. О да, сила незримых лучей, какие обычно применяют в изменении наследственности, была здесь в дюжину раз больше обычной. Не смертельно, да и «глубинный загар» не сразу свалит -- изъест нутро лет за пяток, не раньше. А по обретенному мной эльфийскому здоровью может и вовсе пройти без последствий, даже если задержусь тут надолго.

То ли заметив позади себя алое мерцание, то ли еще почему, но исконный житель подгорья, похоже, обладавший повышенной устойчивостью и врожденным чутьем к незримому свету, на ходу полуобернулся и бросил: