Нил Гейман - Американские боги

Заметка на седьмой странице стала первым рассказом о смерти жены, который прочел Тень. Лора Мун, как говорилось в заметке, двадцати семи лет, и Робби Бертон, тридцати девяти лет, ехали в машине Робби по федеральной трассе, когда внезапно выехали на встречную полосу, по которой шла тяжелая тридцатидвухколесная фура. Фура столкнула машину Робби с дороги, отчего та закувыркалась вниз с откоса.

Бригада спасателей вытащила Робби и Лору из-под обломков. К тому времени когда их доставили в больницу, оба они были мертвы.

Снова свернув газету, Тень толкнул ее через стол Среде, который уминал стейк, настолько сырой и кровавый, что, вполне возможно, и вовсе не побывал на плите.

– Вот. Забери, – сказал Тень.

Робби вел машину. Наверное, он был пьян, хотя в заметке ничего об этом не говорилось. Тень обнаружил, что пытается представить лицо Лоры, когда та осознала, что Робби слишком пьян, чтобы вести машину. В голове у Тени начал разворачиваться сценарий, и Тень бессилен был его остановить: Лора кричит на Робби, требует, чтобы он съехал на обочину, потом – удар машины о грузовик, и рулевое колесо вырывается…

Машина под откосом на обочине, битое стекло в свете фар блестит, будто лед и брильянты, капли крови падают на землю рубинами. Два тела уносят от места катастрофы или осторожно кладут на обочине.

– Ну? – спросил мистер Среда. Он покончил со своим стейком, проглотил его так, словно умирал с голоду. Теперь он неспешно жевал жареную картошку, подхватывая ее вилкой с тарелки.

– Ты прав, – откликнулся Тень. – У меня нет работы.

Тень вынул из кармана четвертак решкой вверх. Подбросил его в воздух, подтолкнув при этом пальцем, заставляя его качнуться, словно он вращается, поймал его и прихлопнул на тыльной стороне ладони.

– Орел или решка?

– Зачем? – спросил Среда.

– Не хочу работать на человека, у которого удачи меньше, чем у меня. Орел или решка?

– Орел, – сказал мистер Среда.

– Прости, – отозвался Тень, даже не удостоив монету взглядом. – Это была решка. Я смухлевал.

– Мухлеванную игру легче всего побить. – Среда погрозил Тени толстым пальцем. – Взгляни-ка еще раз.

Тень опустил глаза. Решка.

– Оплошал, наверное, когда подбрасывал, – недоуменно пробормотал он.

– Ты к себе несправедлив, – усмехнулся Среда. – Просто я везучий, очень везучий. – Тут он поднял глаза. – Ну надо же! Сумасшедший Суини*.[1] Выпьешь с нами?

– «Сазерн Камферт» с колой, только пусть не перемешивают! – проскрипел голос за спиной у Тени.

– Пойду поговорю с барменом, – сказал, вставая, Среда и направился к бару.

– А меня не хочешь спросить, что я пью? – крикнул ему вслед Тень.

– Я и так знаю, что ты пьешь, – отозвался Среда от самой стойки.

Пэтси Клайн снова запела из музыкального автомата «Прогулку после полуночи».

«Сазерн Камферт с колой» сел рядом с Тенью. У него оказалась короткая рыжеватая бородка. Одет он был в джинсовую куртку со множеством нашитых на нее разноцветных и ярких заплат, под курткой виднелась запачканная белая футболка с надписью: «ЕСЛИ ЭТО НЕЛЬЗЯ СЪЕСТЬ, ВЫПИТЬ, ВЫКУРИТЬ ИЛИ НЮХНУТЬ… ТОГДА ТРАХНИ ЭТО!»

Еще у него была бейсболка и тоже с надписью: «ЕДИНСТВЕННАЯ ЖЕНЩИНА, КОТОРУЮ Я ЛЮБИЛ, БЫЛА ЖЕНОЙ ДРУГОГО… МОЯ МАТЬ!»

Открыв грязным ногтем большого пальца мягкую пачку «лаки страйк», он вытащил сигарету, потом предложил пачку Тени. Тень автоматически едва не взял одну – сам он не курил, но сигарету всегда можно на что-нибудь обменять, – но тут сообразил, что уже вышел из тюрьмы, а потому только покачал головой.

– Выходит, ты работаешь на нашего друга? – поинтересовался рыжебородый. Он был явно нетрезв, хотя еще и не пьян.

– Похоже на то, – отозвался Тень. – А ты что поделываешь?

Рыжебородый закурил.

– Я лепрекон, – усмехнулся он. Тень не улыбнулся.

– Правда? – спросил он. – Тогда, может, тебе следует пить «гиннесс»?

– Стереотипы. Надо учиться думать самому, а не слушать, что говорят по ящику, – ответил рыжебородый. – Ирландия – это не только «Гиннесс»…

– У тебя нет ирландского акцента.

– Я тут слишком давно, черт побери.

– Так ты правда родом из Ирландии?

– Я же тебе сказал. Я лепрекон. Мы, мать твою, в Москве не водимся.

– Наверное, нет.

К столу вернулся Среда, без труда держа в огромных лапищах три стакана.

– «Сазерн Камферт» и кола тебе, дружище Суини, «джек дэниэлс» – для меня. А вот это тебе, Тень.

– Что это?

– Попробуй.

Напиток был золотисто-коричневого цвета. Отпив глоток, Тень почувствовал на языке странную смесь кислинки и сладости. А еще он ощутил алкоголь и странное смешение запахов. Отчасти напиток напомнил ему тюремный самогон, который гнали в мусорном мешке из гнилых фруктов, хлеба, воды и сахара, но этот был слаще и куда более странным.

– Ну, – сказал Тень. – Попробовал. И что это было?

– Мед, – ответил Среда. – Медовое вино. Напиток героев. Напиток богов.

Тень осторожно отпил еще. Да, действительно, вкус меда, решил он. Один из вкусов.

– А по вкусу вроде как маринад, – сказал он. – Сладкий маринадный уксус.

– Ага, вкус как у мочи пьяного диабетика, – отозвался Среда. – Терпеть его не могу.

– Тогда зачем ты мне его принес? – задал логичный вопрос Тень.

Среда уставился на него разноцветными глазами. Тень решил, что один глаз у него, наверное, стеклянный, но не смог определить, который из двух.

– Я принес тебе выпить меда потому, что такова традиция. А сейчас самое время опереться на традицию. Мед скрепляет нашу сделку.

– Никакой сделки мы еще не заключили.

– Разумеется, заключили. Теперь ты работаешь на меня. Ты меня защищаешь. Ты возишь меня с места на место. Ты выполняешь поручения. В случае необходимости, и только в этом случае, ты пускаешь в ход силу, когда нужно кое-кого приструнить. И в маловероятном случае моей смерти ты будешь бдеть у моего тела. А со своей стороны, я позабочусь о том, чтобы все твои нужды были должным образом удовлетворены.

– Он тебя заманивает, – вмешался Сумасшедший Суини. – Он же мошенник.

– Ну разумеется, я мошенник, – отрезал Среда. – Вот почему мне нужен кто-то, кто стоял бы на страже моих интересов.

Песня в музыкальном автомате закончилась, на мгновение в баре воцарилось тишина, смолкли все разговоры.

– Кто-то сказал мне однажды, – произнес в тишине Тень, – что такое вот молчание наступает за двадцать минут до и через двадцать минут после каждого часа.

Суини указал на часы над барной стойкой, которые держало в массивных и равнодушных челюстях чучело аллигатора. На них было 11:20.

– Ну вот, – сказал Тень, – черт меня побери, если я знаю, почему это происходит.