Тиа Атрейдес - Сумрак и Гитара

Увлекшись разбором и сравнением пары рун, принцесса не заметила, как пролетело время, и чуть не подскочила от неожиданности, когда Балуста осторожно потащила талмуд у неё из рук.

— Эй, ты чего это…

— Проснись, Шу! Совсем меня не слышишь?

— Что такое, Баль?

— К тебе пришли. Этот, бабуин, или как там его…

— Какой ещё бабуин?

— Ну, работорговец.

— А, Биун… Баль, заплати там ему. Возьми одного, а торговца пошли подальше. Я занята.

— Нет уж. Тебе надо, ты и бери. Ещё чего придумала, чтоб я рабов покупала!

— Ой, прости, Баль. Совсем уже… — Шу смутилась. После того, как она собственноручно выкупила Балусту у бродячего цирка и сломала её ошейник, пообещав, что никто и никогда больше не посмеет нацепить на неё эту мерзость, предложить ей самой кого-то купить… Шу сама от себя не ожидала такой бестактности. — Пойду, разберусь по-быстрому.

Шу сунула в карман штанов кошель с десятком золотых и спустилась вниз. Бие Биун опять суетился и кланялся. Её Высочество состроила надменную физиономию, устремив на торговца нетерпеливый взгляд.

— Ну и где же?

— Ваше Высочество, не извольте беспокоиться… они здесь, за дверью. Угодно ли посмотреть?

— Мне нужен один. Сколько?

— Десять золотых, Ваше Высочество, — наглый торговец назвал сумму раз в пять-десять большую, чем стоили каторжники, и в три раза большую, чем обычно получал с принцессы.

— Мне нужен каторжник, а не фрейлина. Если у вас нет сегодня осужденных, приходите в другой раз.

— Ваше Высочество, посмотрите сами. Два экземпляра, вам непременно понравится!

— Сколько лишних слов, Биун. Я не собираюсь переплачивать.

— Конечно-конечно, Ваше Высочество, как вам будет угодно.

Работорговец попятился к дверям и распахнул их. Стражники втолкнули в комнату двоих, швырнув их на колени.

— Я же сказала… — принцесса уже махнула рукой, веля Биуну убираться, но застыла на месте.

Поначалу она заметила только, что оба очень молоды и довольно красивы, но в следующий момент замолкла на полуслове, пораженная увиденным чудом.

Торговец привел мага. Настоящего Светлого. Редчайшего, необыкновенного золотого цвета аура, оплетенная белыми и черными нитями. Искусство, жизнь и смерть. Шу не подозревала, что бывает такое сочетание. Маг явно необученный, похоже, даже и не знающий, что он маг. Будь у него возможность пользоваться силой, он бы не позволил надеть на себя рабский ошейник. Скорее всего, поэт или художник, а, может быть, музыкант.

Шу внимательнее присмотрелась к сияющему облаку, окутывающему его. Черные и белые нити, строго ограничивающие золотистую сердцевину. Точно по учебнику, не пробудившаяся и неосознанная магия.

Нет, неправильно.

Юноша поднял взгляд, и то, что казалось надежно связанным черно-белой паутиной, вырвалось и устремилось к Шу.

Словно весенние солнечные лучи искристым трепещущим теплом коснулись её. Весь мир вокруг поблек и пропал, стоило Шу встретиться с ним глазами. Аквамариновые, широко распахнутые водовороты, затягивающие в неизведанные глубины. Полные удивления и восторга.

Злые боги, восторга? Не ужаса и отвращения, не страха и страдания, а восторга? Будто перед ним сказочная фея?

Шу заворожено приблизилась к юноше, опасаясь, что вот сейчас он опомнится, поймет, кто перед ним на самом деле, и прекрасное наваждение развеется. Но он продолжал смотреть на неё с доверчивым восхищением, и Шу робко коснулась сначала его мокрых волос, затем виска…

Показалось, или он и вправду улыбнулся? Боги, как же он красив… светлая нежная кожа, брови вразлет, твердые скулы и упрямый подбородок, прямой нос и четко очерченные яркие губы. И светлые длинные волосы.

«Интересно, какого цвета?» — подумала Шу, легчайшим прикосновением Воздуха высушивая пряди. Они оказались в точности, как его Искусство, золотые и сияющие.

Шу, позабыв обо всем, запустила обе руки в мягко струящиеся пряди, ловя удивительное ощущение… она не знала, как его описать.

Будто мириады стрекозиных крылышек щекочут кожу.

Теплые волны прилива поднимают и тянут за собой.

Воздух бурлит и клубится ласковыми искрами и тихим нежным шелестом.

Нет на свете места безопаснее и роднее, и мир вокруг ярок, звонок и прекрасен…

И хочется петь, и танцевать, и дарить всем подарки, и делать бессмысленные и приятные глупости.

Шу, не отводя взгляда, касалась его бровей, скул, перебирала волосы… от юного мага исходил жар, расплавляющий разум.

И казалось, что он тянется к ней, трется щекой о руку, ловит горящими приоткрытыми губами пальцы. Или не казалось? Но ведь так не бывает?

Шу стояла растерянная и счастливая, не замечая удивленных взглядов торговца, полностью захваченная происходящим чудом. Она не понимала, почему этот юноша не боится, а позволяет прикасаться к себе, и сам ластится, словно котенок.

Она не заметила довольной ухмылки бие Биуна, когда, с трудом оторвав взор от синих манящих озер, кинула кошель с десятком монет и жестом велела убираться. Она не знала, сколько прошло времени, пока она прислушивалась к прерывистому дыханию и биению жилки на виске, мучимая одной лишь мыслью — как сохранить, как не лишиться нежданного дара богов.

Вместе с осознанием драгоценности подарка на Шу обрушилось понимание хрупкости и случайности этой встречи. Печаль скорой потери, невозможности… почти невозможности продолжения. Ощущение сопротивления — обстоятельств, чужой воли, судьбы…

Шу боялась. До дрожи в коленках, до потемнения в глазах, боялась потерять вдруг обретенное… что? Она пыталась хоть как-то осмыслить смутные образы, невнятные отзвуки.

Кто он? Почему здесь? Светлый не может быть преступником. Или может? Или его привезли издалека, где другие законы? Или продали незаконно? Но вряд ли Биун решился на такое.

Шу казалось, что произошла какая-то ошибка, и, стоит ей узнать правду, и все закончится, не начавшись. Стоит ему сказать, что он не хочет быть рабом, и придется отпустить его. Навсегда. Просто потому, что держать его против воли она не сможет. И вероятное расставание станет неизбежным. Может быть, он сам захочет остаться? Может быть, ему будет хорошо с ней, и он не захочет уходить? Шу не верила в такую возможность. Что же делать? Как удержать его?

В голову пришла идея, неожиданности которой она чуть не рассмеялась. Но, на второй взгляд… крохотный шанс. Практически, надежда на чудо. Что, если не дать ему возможности ничего сказать? И сделать вид, что так и надо. Оставить его здесь, хоть ненадолго. На несколько дней, на неделю… сколько получится. Вряд ли он станет писать письма с просьбой отпустить, и она сможет притвориться, будто не догадывается ни о чем… Лучше так. Ничего о нем не знать.