Макс Фрай - Жили-были. Русские инородные сказки – 7

И чудо, которое одно лишь открывает те двери, – оно же должно быть глупым. Нелепым, как Незаданный вопрос! Потому что ни силой, ни хитростью, потому что… потому что дура, дура набитая, о господи!

Нет дверей. Подступили взамен глупые слезы.

Ничего не будет. Подвиг нужен. А она – всего лишь всплакнула.

Старуха-то не спит. Надо печку протопить. Она хозяйничает, собирает уголек поглубже, досочки и щепочки поближе, потом картонки. Теперь газетки старые, ветхие… спичечку… вот она…

Огня нет, сначала только дым. Наконец пробивается язычок, другой, освещает жуткую личину.

На твердой книжной обложке – красный блик.

Старуха, снова вспомнив удачу, тянет руку за книгой. Зажигает слепленную из церковных огарков свечку: мало свету от фонаря… Пальцы черные, с корявыми птичьими когтями, перевертывают желтоватую страницу.

В книге есть картинки: кажется, будто рисовали не умеючи, но старухе все едино. Она разглядывает их с глубокомысленным любопытством, ничего не собирается понимать, и единственное, что всплывает: молодая-то… ох, молодая… была ж и я… надо отдать…

А книга между тем отлистала все картинки и раскрылась привычно в начале. Старухе все еще приятно держать в руках тяжелую, отсвечивающую, гладкую вещь – ненужную в хозяйстве, а значит, кусочек богатства… Отдать… ишь ты! Она почти невидящим взглядом смотрит на страницу. В печке прогорели уже и щепочки, и углям пришел черед, пора закрывать поддувало. Она приподымается, и книга падает с колен, оставляя зацепку: на странице какое-то длинное слово, а потом короткое, понятное: «вран», ворон, стало быть, и еще: «ранен и недужен».

Ох, ох-ох… Закрыла дверцу, затушила свечу, устраивается на тряпичной постели. Ворон. Злая птица. Недужен. Ой, ой, и там недужен. И вран, видать, там летает, покоя нету…

Она задремывает. Провода высоковольтной линии шипят над просевшей крышей, и диспетчера бранятся, и составы считают стыки. Старуха не видит снов. Но где-то в ее потемках вспыхивает и гаснет непрочитанное слово.

И птица Вран.

И кто-то, кто там ранен и недужен.

«Женьке – шапку, – бормотала Катерина, меся сапогами грязь двора, – хорошей шерсти, можно с вышивкой. Ленке чайник. Маме бусы, папе тоже бусы, тьфу, нет, папе шахматы. А Семенову что?»

Пыльный снег падал с утреннего неба и таял в воздухе, не долетая до земли. Машины гудели, люди бежали, бежевые брюки надевать не стоило.

«Черные в стирке, – напомнила Катерина сама себе, – не юбку же, в такую погоду».

Брюки позволяли прыгать через лужи. Женьке – шапку, и если с вышивкой, то с какой-нибудь мальчиковой, а то он расстроится, что опять не танк. Ленке чайник. В прошлый раз она подарила Катерине подушечку для булавок. Из-за этого Катерина сначала собиралась подарить ей наперсток, но потом передумала. Не налезет на нее наперсток, какой ни выбирай. Ни на палец, ни на ноготь. А чайник – совсем другое дело. Чайник можно хоть на голову надевать.

Между машиной и тротуаром было мокро и грязно. Катерина попробовала взглядом вскипятить грязь, чтобы она испарилась, но грязь равнодушно лежала на земле и никуда не исчезала. Это была очень устойчивая грязь.

«Маме – бусы», – подумала Катерина, перелетела полоску бурой жижи, удачно приземлилась на каблук и открыла машину. Зеркало отразило торжествующий нос, немножко забрызганный грязью.

«Ерунда, – сообщила Катерина зеркалу и стерла грязь рукавом пальто. – А если бусы будут тонкие, как в прошлый раз, то к ним придется еще браслет».

Машина выехала со стоянки и поплыла по черному шоссе. У водителя в левом ряду Катерина заметила серебряную елочку, укрепленную на ветровом стекле.

Масло проверить опять забыла. Что там Семенов говорил про эту встречу? Уникальная возможность экономического прорыва? Сказал бы проще – могут дать денег. Впрочем, это он тоже сказал. И добавил: «Катерина! Опоздаешь – утоплю».

Угроза имела реальную почву. Неделю шли дожди, и дороги были похожи на каналы. «Ну просто Венеция», – эстетически наслаждалась Катерина, на что некультурный Семенов кивал: «Вот в канале и утоплю. Как Дездемону».

Бессмысленно было ему объяснять, что Дездемону не топили, – он просто пообещал бы придушить. Катерина изо всех сил старалась не опоздать и даже обогнала справа грузовик, тащившийся по ее полосе. Зазвонил мобильный телефон.

– Женьке – шапку, а маме бусы, только не из малахита. На малахит у нее аллергия. Алло.

– Катька, ты где? – заговорил мобильный голосом Семенова.

– Я уже подъезжаю, – ответила Катерина и посмотрела на светофор. Светофор щелкнул и отключился. Тут же образовалась пробка. – Ты от меня чего хочешь в подарок на Новый год?

– Катерина, я тебя серьезно предупреждаю. Эти люди – миллионеры. Но они не идиоты. И деньги они дают только тем, кто производит на них огромное впечатление. Поняла?

– Для огромного впечатления тебе нужно было Ленку брать.

– Будешь выступать там со своими шуточками – продам на мясо, – мрачно ответил Семенов и отключился.

«Лучше на мозг, – подумала Катерина, объезжая пробку, – за мясо в наше время немного дают. Да и сколько там во мне того мяса».

Семенов ждал возле входа в огромное здание с глухим фасадом.

– У них там что, спецприемник? – спросила Катерина, подходя.

– У них там сто миллионов в год на развитие отрасли. – Семенов оглядел Катерину с ног до головы и поморщился: – Что это за беж?

– Это не беж, – с достоинством ответила она, – это брюки.

– Я вижу, что не балетная пачка. Но почему они светлые?

– А что, нельзя? В этот рай впускают только нагишом?

Семенов взял Катерину за руку и потащил за собой, не переставая шипеть:

– Ты ничего не понимаешь. Ничего. Ты в политике фирмы смыслишь как свинья в цветах. Ты способна припереться в грязных штанах на встречу, от которой зависит наша судьба на ближайшие десять лет.

«Женьке – шапку, – думала Катерина, стараясь наступить Семенову на ногу каблуком, – и лучше, если на ней будет вывязан какой-нибудь рисунок. Хорошо бы пушистый танк, но где ж такой найдешь. У Женьки уши вечно мерзнут, нос от холода морщится, смотреть невозможно, до чего жалко. А он любит танки. А какие в наше время танки?»

– Вить, ты не знаешь, где можно достать пушистый танк?

– В армии, – сказал Семенов и взвыл от боли. – Ты что, сдурела? Ты что, не видишь, куда ногу ставишь?

– Извини, – кротко ответила Катерина. Бусы лучше покупать в ювелирном, а вот шахматы в ювелирном не купишь. Или купишь? – Вить, в ювелирных продаются шахматы?

Они прошли по широкому коридору, бегущему мимо стеклянных стен и дверей светлого дерева, и дошли до открытой двери с табличкой «Для заседаний». За дверью стоял круглый стол и сидела молодая женщина. Она пила минеральную воду.