Ричард Байерс - Нечисть

Глава 2

10 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Знак, выжженный над бровью Тсагота, нещадно болел, несмотря на то, что любые обычные раны на его теле заживали практически мгновенно, — и это не считая всех остальных неудобств, которые он причинял своему владельцу. Больше всего на свете кровавый изверг хотел поднять одну из своих четырех когтистых рук и разорвать ненавистный символ на куски, но он знал, что, пока не выполнит задание, должен изо всех сил сопротивляться этому желанию.

Возможно, именно злоба, сверкнувшая в его красных глазах, и рычание, вырвавшееся между оскаленными клыками, заставило этих жалких маленьких людишек поежиться — не только тех ублюдков, что уже разбегались в ужасе по улицам Безантура, но и молодых, охранявших врата Красных Волшебников. Тсагот подумал, что, по идее, они тоже должны были его испугаться. Со своими мощными мышцами и огромным телом, покрытым багрово-черной чешуёй, он, наверное, выглядел настоящим чудовищем в глазах простых смертных. Но ни один чародей не смог бы добиться алых мантий без того, чтобы не иметь дел с дюжинами равно чуждых материальному миру созданий.

В любом случае хранители врат привыкли к виду носящих клейма или рабские ошейники демонов, дьяволов и элементалей, которые появлялись и исчезали, выполняя различные поручения. Никто из них не попытался помешать Тсаготу приблизиться к дому главы их Ордена — дому, с его зубчатыми стенами и четырьмя покрытыми черепицей шпилями по углам больше напоминавшему крепость. Это было хорошим знаком. Он смутно ощущал защиту, которая должна была уничтожить любого, кто был достаточно безрассуден, чтобы попытаться вломиться или украдкой проникнуть внутрь, и она была мощной.

Внутри здания обнаружились высокие арочные потолки, поддерживаемые рядами колонн из красного мрамора, выцветшие, осыпающиеся фрески на стенах и легкий запах серы, который оставляли за собой многие инфернальные создания. Тсагот постарался сделать вид, будто имеет полное право здесь находиться.

Никто не осмеливался задавать ему вопросы, пока он осматривался, и через некоторое время Тсагот оказался в очередном зале, где увидел что-то вроде темницы — пентаграмму, выложенную красной, белой и черной мозаикой на полу. Этот рисунок удерживал двух исходящих яростью дьяволов — судя по всему, их только недавно заманили в ловушку и пленили. Опутанный множеством покрытых шипами цепей китон изрыгал ругательства и угрозы. Безекира — создание, похожее на льва, состоящего из бликов и вспышек — снова и снова бросалась к границе пентаграммы, отшвыривавшей её обратно каждый раз, когда её тело касалось твердой стены. Неподалеку пара охранявших пленников Красных Волшебников делали ставки на то, сколько раз адская кошка будет ранить себя в бесплодных попытках вырваться на свободу прежде, чем сдастся.

Нельзя было позволить волшебникам или дьяволам обнаружить его присутствие раньше времени, так что он превратился в облако пара. Но даже в таком состоянии Тсагот все равно оставался видимым. Хорошенько обдумав ситуацию, кровавый изверг понял, как ему обойти это препятствие. Он взмыл к потолку над блестящими гладко выбритыми затылками Красных Волшебников. Ни они сами, ни их пленники ничего не заметили.

За залом с мозаичной пентаграммой располагался ряд соседствовавших с коридором заклинательных покоев. Три из них были заняты магами, которые, желая призвать ещё демонов, зачитывали сложные строфы заклинаний. Одну из этих комнат отделяло от остальных несколько дверей с круглыми арками, и Тсагот понадеялся, что её относительная уединенность не позволит остальным волшебникам услышать то, что не предназначалось для их ушей. Все ещё находясь в форме тумана, он подплыл к ней.

За аркой Красный Волшебник читал заклинание, размахивая ритуальным клинком перед ещё одним нарисованным цветным мелом на полу магическим кругом. Внутри него все ещё было пусто. Несмотря на необходимую для любого заклинателя сосредоточенность, на лице мага то и дело проступало раздражение, говорящее о том, что он испытывал от своих действий не больше удовольствия, чем Тсагот — от его собственного задания.

После убийства Друксуса Рима Неврон, зулкир Заклинательства, приказал своим подчиненным призвать ещё демонов для того, чтобы укрепить защиту вокруг себя, Азнара Трула и Лазорила, третьего члена их клики. И если, как многие верили, Трул и правда стоял за убийством Рима, все эти усилия были не более чем уловкой, чтобы избежать подозрений. Может быть, этот размахивающий ножом малый так негодовал именно из-за оттого, что считал, будто его заставляют тратить силы без особых на то причин.

Возможно, подумал Тсагот с оттенком веселья, он даже поблагодарит меня за помощь. Он проплыл под аркой, обогнув мага под потолком, а затем так быстро, как только мог, обрушился точно в центр пентаграммы. Затем он опять принял материальную форму. В затылке сразу же закололо.

Заклинатель уставился на него. Существо должно было материализоваться в нарисованной мелом фигуре, и, на первый взгляд, именно это и произошло. Но не могло же оно появиться, пока Красный Волшебник не завершит свое заклинание!

— Ээнонгук? — неуверенно спросил маг.

Тсагот предположил, что так звали того демона, которого он пытался вызвать, и, надеясь, что это позволит ему облегчить выполнение этой части своего плана, решил подыграть.

— Да, господин, — ответил он.

— Нет, — произнес маг, — ты не Ээнонгук. Ээнонгук — демон-бабау. — Он выронил звякнувший об пол церемониальный клинок и схватился за волшебную палочку, висевшую у него на поясе.

Тсагот бросился вперед. Когда он пересекал границу рисунка, мышцы его свело судорогой, и кровавый изверг на миг покачнулся. Но пентаграмма не была рассчитана на то, чтобы удерживать существ его вида, поэтому остановить его она не смогла.

Но задержать успела. Жезл, сделанный из куска отполированного сердолика, уже покинул свои ножны, и Красный Волшебник почти направил его в сторону противника. Двигаясь так быстро, как никогда во всей своей долгой жизни, кровавый изверг рывком преодолел разделявшее их расстояние. Тсагот ударил по запястью заклинателя ребром своей нижней левой руки. Удар выбил палочку из пальцев волшебника.

Тсагот сгреб Красного Волшебника и придавил его, нависнув над ним всей своей тушей. Он дал бедняге несколько секунд побороться, чтобы в полной мере прочувствовать тщетность всех своих усилий, затем обнажил клыки.

Даже учитывая, что человеческая кровь была безвкусной и разбавленной, это зрелище заставило Тсагота ощутить муку истинной жажды. Сопротивляясь желанию насытиться, он уставился своему пленнику в глаза и ударил со всей силой, которая у него была — ударил в разум, который, как он надеялся, страх поверг в хаос и тем сделал уязвимым.