Сергей Михайлов - Трещина

– В гробу я видал эту красоту! – заорал Мухин, вскакивая на ноги. – Сожрет какая-нибудь тварь за здорово живешь, и даже фамилии не спросит. Нет уж, дудки!

Он пощупал свой нос дрожащей рукой; нос был на прежнем месте без каких-либо следов насилия над ним. И все же воспоминание о холодном раздвоенном язычке змеи вызывало в нем чувство протеста. Лучше иметь дело с участковым, решил он, чем со змеями. Придя к такой мысли, он счел наиболее разумным вернуться к автобусу.

Однако выполнить это намерение ему не удалось. Во-первых, он не смог определить направление, в котором должен был находиться автобус, то есть попросту заблудился, во-вторых, Мухин вдруг обнаружил, что из кустов на него взирает медвежья морда.

"Что за черт! – удивился Мухин. – Голова какая-то…"

И тут до его затуманенного винными парами сознания дошло, что раз есть голова, то должно быть и туловище, а все вместе может означать только медведя.

Действительно, вслед за головой из кустов на поляну выкатился огромный медведь; огласив окрестности страшным ревом, он трусцой побежал к нашему герою.

– А-а-а-а! – в свою очередь заорал Мухин и помчался прочь от непрошеного гостя. Страх придал ему прыти, и он несся сквозь кустарник и бурелом, как заправский бегун. Но и медведь не отставал. Лесной хозяин ломился напролом, не зная преград, и лишь толстые деревья да глубокие овраги заставляли его сворачивать с прямого пути.

Погоня продолжалась с переменным успехом, пока Мухин, окончательно выбившийся из сил, вдруг не споткнулся и… не покатился вниз по крутому склону. В следующий миг наш герой бултыхнулся в воду. Вскочив на ноги, он обнаружил себя стоящим по колена в воде, а прямо перед ним расстилалось небольшое лесное озеро. Сзади слышалось сопение катящегося по склону косолапого хищника. Не долго думая, Мухин сбросил с себя плащ и нырнул. В молодости он был неплохим пловцом, и сейчас ему это искусство пригодилось. Однако на середине озера он почувствовал, что задыхается: видимо, все-таки сказались долгие годы беспробудного пьянства. Силы были уже не те, прокуренные легкие отказывались качать кислород, но страх гнал его вперед, извлекая из изможденного организма все новые и новые резервы энергии. И вот наконец ноги его коснулись дна. Едва живой, он выполз на берег и оглянулся.

Оказывается, медведь и не думал плыть за ним. Внимание лесного хищника было привлечено брошенным впопыхах плащом. Он долго нюхал его, ворочал лапой, мял, топтал и в конце концов принялся жевать. Но вот медведь отпрянул назад, заревел, замотал головой и бросился бежать вверх по склону, ломая на своем пути кустарник и маленькие деревца. Вскоре шум затих.

Мухин, дрожа от холода, постепенно приходил в себя. Мокрая одежда облегала тело и вызывала крайне неприятные ощущения.

"Хорошо б обсушиться, – подумал он, – и покурить".

И тут он вспомнил, что папиросы остались в плаще, а плащ, как известно, был на том берегу.

Мухин не мыслил себе жизни без курева, поэтому плащ нужно было вернуть во что бы то ни стало. Пересечь озеро вплавь он уже не мог, оставался один путь – по берегу. На этот раз все обошлось без приключений. Мухин благополучно добрался до плаща и без промедления водрузил его себе на плечи. Каково же было его изумление, когда пачки "Беломора" в карманах не оказалось.

"Потерял, наверное", – с досадой подумал Мухин, но тут заметил в кустах, недалеко от берега, этикетку со знакомой надписью.

"Вот она!" – обрадовался он.

Однако радости его пришел конец, когда он увидел, в каком состоянии оказалась пачка драгоценного зелья. Медведь обнаружил ее в одном из карманов плаща, извлек оттуда и всю изжевал. Видимо, именно горький вкус табака заставил его столь поспешно покинуть берег озера.

Браня лесного хищника на чем свет стоит, Мухин кое-как скрутил самокрутку из обрывка газеты, набил ее остатками табака и с наслаждением закурил. Затем, сняв с себя всю одежду, он разложил ее на берегу, надеясь просушить под палящими лучами полуденного солнца, а сам сел у самой воды и задумался. Но сколько он ни думал, прийти к какому-либо определенному выводу так и не смог. События текущего дня казались ему каким-то бредом, фантастическим сном, мистификацией, розыгрышем. Мухин не привык к подобным поворотам судьбы, поэтому оценить создавшуюся ситуацию был не в состоянии.

Солнце припекало все сильнее и сильнее, и в конце концов Мухин не заметил, как заснул. Проснулся он от странного чувства, что рядом кто-то ходит. Он протер глаза и огляделся.

Солнце уже клонилось к закату, и вечерняя прохлада заставила Мухина поежиться. Потянувшись за одеждой, которая, по всем подсчетам, должна была уже высохнуть, он вдруг обнаружил, что она пропала. Тут в кустах послышался шорох; Мухин оглянулся и увидел две убегающие тени. Приглядевшись, наш незадачливый герой различил две женские фигуры, одетые в шкуры каких-то животных. Их голые пятки быстро мелькали в свете заходящего солнца; еще минута – и они скрылись за деревьями. Лишь то обстоятельство, что новоявленные амазонки уносили его одежду, заставило Мухина пуститься им вдогонку.

– Э! Эй! Стойте! – орал он на бегу. – Стойте, я вам говорю! Штаны отдайте, чтоб вас… Да погодите же, чертовы бабы!

Но чем громче он кричал, тем быстрее убегали беглянки. Мухин, не привыкший босиком бегать по лесу, заметно отстал, но все же продолжал погоню. Он отлично понимал, что ему их не догнать, но другого выхода у него не было: одежду надо было вернуть во что бы то ни стало. Бродить по незнакомому лесу в чем мать родила – это, знаете ли, чересчур даже для такого видавшего виды человека, как Мухин. Тяжело дыша, он продолжал бежать, хотя уже давно потерял обеих женщин из виду. Солнце быстро садилось, в лесу заметно потемнело. Разодрав обе ноги в кровь, Мухин наконец споткнулся и упал. Вставая, он вдруг заметил, что рядом, на земле, лежит человеческий скелет.

– У-у-у! – завыл Мухин от страха и, словно подстегиваемый невидимыми плетьми, помчался дальше.

Теперь он уже бежал без какой-либо определенной цели, бежал, чтобы только не остановиться. Ему казалось, что, стоит остановиться, как со всех сторон на него набросятся голодные медведи, белые от солнца и ветра скелеты, шипящие и жалящие змеи. Ему казалось, что все ужасы минувшего дня преследуют его по пятам и спастись от них можно только бегством. Наконец он выдохся и в бессилии упал на траву.

Солнце зашло, на небе высыпали звезды, лес погрузился во тьму.

Мухин лежал на земле и стонал, стонал и плакал: стонал от боли в ногах, во всем теле, плакал от жалости к самому себе. Он бил кулаками в землю, рвал зубами траву, катался от дерева к дереву, словно одержимый, и выл от отчаяния. Он ничего не мог понять, не знал, как ему быть дальше. Положение было совершенно безвыходным, и помощи ждать было неоткуда.