Джонатан Кэрролл - Белые яблоки

Взяв в каждую руку по фотографии, он переводил взгляд с одной на другую. Татуировка под затылком и двое смеющихся чернокожих. Сами по себе изображения мало что значили, но для него они знаменовали его собственное воскресение. По пути в спальню за одеждой он решил, что если не сумеет найти Бруно, то попытается отыскать Мишель Маслоу.

Вернувшись в свою квартиру, Винсент Этрих огляделся по сторонам и обозрел ее всю целиком, а также свое имущество с таким растерянно-недоуменным выражением, какое появляется на морде у пса, если ему сыграть на губной гармошке. А стоило ему усесться за письменный стол, как на глаза тотчас же попался листок из блокнота, который он когда-то пристроил на колпаке настольной лампы. Надпись на листке, сделанная его рукой, гласила: «Одни дают, другие берут. Перепутал – пиши пропало».

Для некоторых людей самое важное – это работа, должность, ими занимаемая. Для других – дети, деньги, мировоззрение, подчас искаженное. Если бы кто-то стал утверждать, что для Винсента самое главное – это женщины, которых он знал и любил, он, скорей всего, не стал бы возражать против такого определения его личности. Во всяком случае, теперь, когда он уже умер, вернее, неизвестно почему восстал из мертвых, первой его мыслью при взгляде на эту цитату было: ничего не изменилось. В том, что касается женщин, я все тот же. Да и в остальном, пожалуй, тоже. И если я и в самом деле болел и умер, но ничего этого не помню, то какой мне прок от пережитого? Чему меня это научило? Я желаю в точности того же, чего желал вчера – работать, хрустеть купюрами в кармане и проводить время с симпатичными мне женщинами. Выходит, отсутствие пульса и та жуть, которая с ним приключилась, ровным счетом ничего в его жизни не изменили?

И тут он вспомнил недавно прочитанную статью о перевоплощении. У эксперта в данной области спросили, почему, если реинкарнация и впрямь существует, никто из нас ничего не помнит о своих прошлых жизнях? Пробежав глазами ответ специалиста, Этрих, как он теперь вспомнил, расхохотался – этому типу явно не занимать было находчивости и остроумия. Вот что он сказал: «Помилуйте, я успел позабыть, что ел позавчера за обедом, а вы хотите, чтобы я помнил подробности своей жизни в Древнем Египте!»

При воспоминании об этом Этрих улыбнулся. Взгляд его, скользнув по поверхности стола, остановился на письме от Изабеллы, из Австрии. Он было протянул к нему руку, но тут вдруг заметил ритмичное мигание лампочки автоответчика. Кто-то звонил в его отсутствие и оставил сообщение. Он перегнулся влево и нажал на кнопку.

– Винсент, это Бруно Манн. Нам надо поговорить. Сам знаешь о чем. Мой номер сто тридцать три семьдесят восемь девяносто восемь. Позвони как можно скорей.

Этрих так резко выпрямился на стуле, что голова его невольно откинулась назад и по всей длине шейных мышц разлилась тупая боль. То, что номер телефона, продиктованный Бруно, был в точности таким же, как его собственный – 133-7898, – потрясло его едва ли не больше, чем собственно звонок именно того человека, с которым он сам так жаждал поговорить.

Без всяких на то причин он наловчился набирать телефонные номера, нажимая на кнопки клавиатуры большим пальцем. На эту его повадку все обращали внимание. Женщины находили ее забавной и милой. Но сейчас ему было не до кокетства. Щелкая кнопками, он не мог унять дрожь в руках и из-за этого сбился.

– Черт!

Впервые за долгие годы он пустил в ход указательный палец, чтобы сосредоточенно набрать свой собственный номер. В трубке, к глубокому его разочарованию, прозвучали короткие гудки.

– С кем, черт возьми, может беседовать мертвец? – Пробормотав это, он тотчас же вспомнил, что и сам подпадает под данное определение, и скорчил гримасу.

В течение двух следующих минут он трижды повторял попытку дозвониться до Бруно, но всякий раз линия оказывалась занята. Чувствуя, что еще немного – и он окончательно сойдет с ума, Этрих решил хоть ненадолго отвлечься. Он схватил со стола письмо Изабеллы и стал его перечитывать.

«Я должна срочно написать тебе, Винсент, о чем-то необыкновенно важном. Отголосок чувства, жест, звук, воспоминание, видение… Памятник из потемневшего камня на городском кладбище, стая птиц, парящая в вышине над крышей гостиницы. Отец со слабоумным сыном, которых мы когда-то видели в ресторане. Аромат поцелуя, ритм секса, твои вспотевшие ладони, слезы на моей щеке, запах кофе, наполняющий зрительный зал на представлении «Аиды»[2]. Облака пара, в которые превращается дыхание зимним вечером. Всегда, всегда мне нужно немедленно донести до тебя суть всего этого, Винсент. Потому что ты – неотъемлемая часть меня, потому что ты мой, потому что ты поймешь. Потому что ты наполнил мою жизнь и заставил меня повернуться к ней лицом. И еще по бесконечному множеству причин. Слава богу, что ты есть.

Я вот о чем хочу тебя попросить. Когда ты сам пожелаешь – пусть даже через много лет, не важно, – напиши мне письмо… Собственной рукой, своим почерком… Расскажи о том, что я значу для тебя и какой ты меня видишь, о том, что ты для меня значишь и кто такие мы оба. Чтобы как-нибудь однажды, когда я больше не смогу нежиться в ванной, письмо это стало бы для меня живительной влагой».

Восхитительная, возвышенная Изабелла Нойкор. На три четверти – само совершенство, на четверть – осколки стекла. Но он готов был сколько угодно топтаться взад-вперед по этим осколкам босыми ногами, да что там, он бы их глотал, лишь бы только заполучить ее. Они познакомились в Вене, Этрих был командирован туда, потому что его компания подрядилась организовать рекламу венского кинофестиваля. Он бегло говорил по-немецки. И искренне полагал, что она – та единственная женщина, с которой он желал бы связать жизнь, которой мог бы довольствоваться до конца своих дней. Но она неизменно противилась заключению такого союза. Несколько лет кряду он пытался ее уговорить, и бывало, что она отвечала согласием, говорила, да, я готова, отдай мне свою жизнь, а я отдам тебе свою. Но потом что-то заставляло ее отшатнуться от него – через минуту после произнесения этих слов или в последнюю минуту перед решительным шагом. И она тотчас же исчезала в другую страну, а иногда – в объятия другого мужчины. И посылала Этриху письма, сообщая, что наконец вполне счастлива, что навсегда сохранит к нему привязанность и…

Но рано или поздно он получал от нее письмо, подобное этому, и тогда… тогда его сердцу становилось тесно в груди и он чувствовал себя ребенком, проснувшимся рождественским утром. Однажды он написал на листке бумаги своим красивым почерком любимую им цитату и преподнес ей. «В другом полушарии – звезды другие, но мы по-прежнему верны друг другу».