Анна Мистунина - Проклятый

— Нет. Он владеет нами, телами и душами. Он в совершенстве умеет подчинять. Никто из нас, Сильных, не решится всерьез спорить с ним.

— Даже сейчас?

— Сейчас — особенно. Теперь, когда мы увидели, на что он способен.

— Но Карий…

— Карий — сумел. Я не смогу.

— Я понимаю, — тихонько сказала Зита. Дотянувшись, погладила взлохмаченные волосы Кария. — Он был удивительный.

— Да.

— Когда он узнал, что ты его сестра… Он умирал, я это видела, но его чувства были такими яркими. Как будто он впервые тебя увидел, и ты сразу стала ему дороже всего на свете.

— У дикарей родственные связи много значат. Гораздо больше, чем у нас.

— Тогда зачем ты от него скрывала?

Кати долго смотрела в пляшущие огоньки костра. Треск сучьев, неровное гудение пламени странно контрастировали с холодной неподвижностью смерти.

— Потому что я ему не сестра, — ответила, наконец, Кати. — Амон был любовником моей матери много лет. Тогда он был всего лишь Сильным. Он хотел ребенка, и мама хотела. У нее был наложник, раб. Дикарь. Мама должна была отослать его, как только вернула себе способность к размножению. Но Амон чем-то ее обидел. И она взяла к себе в постель раба.

— И что? — прошептала Зита. Ее глаза были огромными, как две черные пропасти.

— Мама забеременела. Когда она убедилась, что ребенок не от Амона… Она убила раба. Боялась, что если он останется жив, кто-нибудь догадается или увидит в его памяти. И меня пустят на кровь.

— Значит, ты…

— Я не дочь Амону и не сестра Карию. Я, как и он, полукровка.

— И никто не знает? — спросила Зита чуть слышно.

Кати улыбнулась.

— Теперь знаешь ты.

— Я никому не скажу, Кати. Никогда!

— Я тебе верю, моя девочка. Хотя сейчас это не так уж важно, положение Сильной достаточно высоко, чтобы не бояться быть пущенной на кровь.

— Представляю, как ты боялась раньше!

— Очень. По счастью, внешне я похожа на мать, иначе мы не сохранили бы тайну. Мама рассказала мне все. А через месяц ее любовник вызвал ее на поединок и убил, чтобы стать Сильнейшим. Когда она умирала, он сказал ей не тревожиться — он будет хорошо заботиться о своей дочери. Мне тогда было десять лет.

— И он заботился?

Кати кивнула.

— Он обучал меня сам, пока мне не пришло время учиться в Зале Познания. А я умирала от страха, что он увидит в моей памяти правду. Моя Сила росла не от его уроков, а оттого, что я постоянно ее напрягала, закрываясь от него.

Кати замолчала. Задумчиво качнула в руке флягу, отставила. Зита робко нарушила тишину:

— Скажи, Кати. Ты Сильная. Он, — девушка взглянула на Кария, — чуть не победил Сильнейшего. И оба вы полукровки. Разве это не значит, что…

— Что Сила доступна и дикарям тоже? А почему, ты думаешь, мы так стараемся убивать всех полукровок? Только из-за чудесной младенческой крови?

— Не знаю. Я не думала.

— Мне кажется, Сильнейшие давно все поняли, еще при старой Империи. Поэтому и стали убивать младенцев-полукровок.

— И никто не знал, пока не появился Карий.

— Да.

— И что теперь, Кати? Что ты будешь делать?

Кати со вздохом оглядела мертвого мужчину, плачущую над Ветром грифоницу. Склонилась поцеловать Кария в холодный лоб. И поднялась — с трудом, все-таки она потратила много Силы.

— Ничего. Я давно сделала свой выбор. Похороним его и вернемся в Долину.

Зита осталась на месте.

— Карий тоже выбрал, Кати, да? И вот что получилось.

— Да.

— А я?

— Твой выбор впереди. И он не будет легким.

— Это я уже поняла. Кати, давай попробуем еще раз. Вместе. У меня немного Силы, но…

— Девочка моя, это бесполезно. Поверь.

— Пожалуйста, Кати!

Сильная замерла, в сомнении вглядываясь в собственную душу, ища там надежду, способную напитать Силу для еще одной, последней попытки. Потом решительно развернулась к грифонам.

— Ветер!

Он не шевельнулся, он даже не слышал, отрешившийся от мира живых. Глаза Кати сверкнули гневом.

— Ветер!!! — огненная вспышка обожгла зверя. Грифоница отскочила в испуге. Запахло палеными перьями. — Поднимайся!

Боль ожога пробила брешь в отстраненности грифона. Он дернулся, открыл глаза. Кати подтолкнула его ногой.

— Поднимайся, хватит жалеть себя! Думаешь, ты первый от сотворения мира кого-то потерял?! Вставай, если ты его любишь, и помоги мне его позвать! И не смей, — голос ее звенел, — не смей говорить, что уже пытался!

Удивленно прижимая к груди серебряную флягу, Зита смотрела, как золотистый грифон поднимается и покорно склоняет голову перед Сильной Кати.

— Это случилось на рассвете. Я зажигал светильники… — жрец пошатнулся, и Эриан поспешно указал на стул.

— Садись. Знаю, ты устал. Еще раз расскажи все от начала до конца, ничего не упуская, и отправишься спать.

Жрец поднял на императора несчастные глаза.

— Мне кажется, я никогда уже не смогу спать, ваше величество.

— Сможешь, — возразил Эриан. — Ты понадобишься мне и понадобишься отдохнувшим. Как тебя зовут?

— Атуан, ваше величество.

Император невесело улыбнулся.

— Что ж, Атуан, ты с честью носишь это имя. Продолжай.

— Я зажигал светильники, — повторил жрец, — когда почувствовал это. Оно пришло сразу со всех сторон. Серое марево, не дым, не туман. Я видел его не глазами, поэтому сразу понял, что это.

Атуан виновато посмотрел на Верховного жреца. Тот стоял, склонившись над столом с разложенной картой Империи. На взгляд подчиненного ответил сухим кивком.

— Продолжай, — повторил Эриан.

— Я… испугался, ваше величество. Я начал молиться. Не знаю, сколько времени прошло. Солнце встало, но было тихо. Совсем тихо, ни одного человека за окнами. Тогда я вышел на улицу.

Он замолчал, с силой сдавив ладонями виски. Лицо его стало совсем белым.

Эриан пересек кабинет, взял со столика у камина кувшин с вином. Наполнив кубок, вложил в руку молодого жреца.

— Пей. Нет, не вставай. Как ты себя чувствуешь?

— Я… благодарю вас, ваше величество. Мне лучше.

Эриан отмахнулся от этой явной лжи.

— Сможешь рассказать до конца? — спросил он.

— Да, ваше величество. Я зашел в ближайший дом. Там жил человек, его сын, слабоумный, помогал мне в храме, а я платил за это отцу. Они… были живы, но ничего не понимали. Как животные. Нет, хуже. Они не вставали, не говорили. Вообще не шевелились. И… простите меня, ваше величество, ваша святость. Они справляли нужду под себя и даже не замечали. Я пытался их разбудить, но они не спали. В других домах было то же самое. Везде.

Эриан вернулся к столу. Теперь они стояли друг перед другом, разделенные лишь картой — император и Верховный жрец Империи.