Лев Гроссман - Земля волшебника

— Это просто поразительно. — Подошедшая к ним Плам подняла руки и пошевелила пальцами, глядя на них словно из-под воды.

— Все так, как ты ожидала?

— И да, и нет. Пока я вижу только траву и деревья, а они тут такие же, как на Земле, ничего экзотического. Кроме тебя, — добавила она, обращаясь к Джулии.

— И как ты себя чувствуешь?

— Как воздушный шарик. В хорошем смысле. Как будто со мной может случиться что-то невероятно интересное буквально в любую секунду.

— Хочешь остаться здесь? — спросила Джулия.

— Да, если можно… хотя бы временно. — Даже Плам относилась к Джулии с инстинктивным почтением. — Мне здесь нравится. Здесь я могу быть собой.

— Уверен, они приютят тебя в Белом Шпиле, — сказал Квентин. — Вернее, в его развалинах.

— Я вообще-то собиралась навестить прабабушку Джейн. Давно пора познакомиться с этой ветвью семьи, тем более что из всей родни у нее остались только мы с мамой. Может, научит меня делать часовые деревья. Насколько я о ней слышала, мы поладим.

Да, скорее всего. Для Плам все только начинается — Квентин прямо-таки видел, как строятся планы у нее в голове, — но у него все ровно наоборот. Подул холодный ветер, и он спросил себя, согласится ли Элис пойти с ним.

— Я тут подумала, — сказала она. — Если Эмбер и Амбер мертвы, а Квентин больше не бог, то божеством Филлори должен стать еще кто-то? Ты, Джулия?

— Нет. Не я.

Элис права: божественная сила должна влиться куда-то, но Квентин тоже не знал, куда. Оставив его, она не назвала своего нового адреса, хотя, похоже, знала его. Кто же, если не Джулия? Может, кто-то из говорящих зверей, как уже бывало. Скажем, ленивец. Остальные тоже прервали разговор — всем хотелось знать, кто это.

— Без бога никак, — сказал Квентин.

— Разве? — сказала Джулия. — Ты, будучи богом, починил Филлори, хотя уже не помнишь об этом. Починил на совесть, настроил, отрегулировал. Пару тысячелетий оно проработает само по себе без всяких проблем. Новая эра может быть и безбожной.

Филлори без бога. Радикальная такая концепция, сумерки богов — но если подумать, ничего страшного. Все будут жить сами по себе: короли, королевы, народ, животные, духи и чудища. Сами будут решать, что для них хорошо, а что плохо. Магия, чудеса и все прочее останется при них, и через плечо никто не будет подглядывать. Никаких родительских фигур, лезущих во все по своему божественному понятию. Некому хвалить, некому проклинать. Всё сами.

Ветер дул все сильнее, температура падала. Квентин обхватил себя руками.

— Но у Филлори будешь ты, — заметила Элис.

— Я почти все свое время провожу на Той Стороне. Иногда, конечно, буду заглядывать. Божество-на-три-четверти и на полставки, но этого, думаю, хватит. Теперь у нас новый век, и все должно быть по-новому.

— Новый век…

Квентин помог возрожденному Филлори появиться на свет, но не увидит, каким оно вырастет. Большая любовь его юности завершилась, как будто он уже ушел и смотрит издалека на то Филлори, где его, Квентина, больше нет. Он как-то незаметно перерос его, как ему и предсказывали. Новый век Филлори, долгий или короткий, великий или ужасный, будет идти без него. Он принадлежит прошлому веку, с которым сам покончил двумя ударами серебряного меча. У нового будут свои герои, и Плам, возможно, станет одной из них.

Пора уходить, иначе он потеряет лицо у всех на глазах.

Элиот посмотрел на затянувшееся тучами небо.

— Ну, слава богу — или кого там теперь благодарить полагается. Наконец-то.

С похожего на чистый лист неба стал падать снег. Снежинки ложились на землю, как прохладная рука на лоб лихорадящего ребенка. Долгое лето закончилось.

Прошла неделя. Квентин и Элис стояли на четвертом этаже манхэттенского особняка Плам перед дверью, ведущей неизвестно куда. Они затруднились бы ответить на вопрос, хорошо ли им вместе. Они знали друг друга и в то же время не знали. Старые любовники стали практически чужими людьми.

Их было только двое — все другие остались в Филлори.

— Ты уверен, что не должен быть там? — нахмурилась Элис. — Ты, правда, не король больше, но Элиот был бы тебе только рад. Эмбера с Амбером больше нет, гнать тебя некому — да и кто стал бы это делать после всего.

— Уверен. Так правильнее.

— И все-таки до меня не доходит. Ты ж был сдвинут на Филлори больше нас всех.

— Точно. Был.

— Я сильно подозреваю, что ты ушел оттуда из-за меня. Или из-за того, что ты больше не король и тебя это бесит.

— Нет, не бесит. Совсем. — Квентин сам удивлялся этому. — Раньше я был одним целым с Филлори, теперь уже нет.

— Хочется верить, что ты себя не обманываешь, но в таком случае напрашивается вопрос: кто ты теперь?

— А ты?

Элис пораздумала и сказала, показывая на дверь:

— Может быть, ответ там.

В деревянной, светло-зеленой, довольно красивой двери не было ничего необычного: такие можно найти на задах любого магазина винтажной мебели.

— Ладно, — сказала Элис. — Если совсем уж облажаемся, приползем назад к Элиоту.

— Да, этого у нас никто не отнимет.

— Ты ведь понимаешь, что мы больше не влюбленные? — прищурилась она.

— Да, конечно.

— Просто не хочется, чтобы у тебя имелись неправильные мысли на этот счет.

— У меня их вообще нет.

Не совсем так. Мысли у него были, и самые разные, в том числе насчет Элис, но об этом можно и умолчать.

Вернувшись в Нью-Йорк, Квентин тут же опять взялся за созидание нового мира. Он простился было с этой мечтой, истратив последнюю из монет Маяковского, но потом заполучил стручок с Той Стороны и решил, что попытаться все-таки стоит. Ни книги Руперта, ни заветной страницы у него больше не было, но он, похоже, помнил их наизусть — вернее, не смог бы забыть, даже если бы постарался.

И еще у него была Элис, которая жила в одном доме с ним и намного превосходила его как маг. Она наблюдала за его деятельностью и давала советы. Пугаясь свободы, которую обрел без Филлори и без Брекбиллса, Квентин с головой ушел в их с Элис совместный проект. Работа немного снимала давление и давала ему шанс заново узнать Элис, а ей — заново разобраться в себе. Ей было еще далеко до полного выздоровления; хорошо, что у них появилась возможность спорить на какие-то конкретные темы помимо вопросов жизни и смерти и собственных запутанных чувств.

Да, попытаться стоило, даже если ничего и не выйдет — и он не исключал, что Элис думает то же самое. Он теперь хорошо понимал, что раньше она любила не того Квентина, каким он тогда был, а того, кем он мог бы стать. Может быть, Квентина нынешнего.