Алексей Егоров - Обитаемые земли. Дилогия (СИ)

Их община была слишком крепкой, чтобы пускать к себе чужаков.

Каперед взглянул на проводника, который стоял возле колодца. Сам торговец все не решался подойти и заглянуть в темное око провала. Он знал, что там увидит.

Знал Каперед и кто этот человек перед ним. Не дикарь, не монстр, а потомок древних. Наследник первой категории на все имущество древних.

— Ужасно, — сказал Каперед.

Человек услышал его, взглядом задал вопрос, но не получил ответа. Пожав плечами, он уставился в другую сторону.

— Чего ты ждешь, неблагодарный?!

Каперед хотел выразиться жестче, назвать этого человека отцеубийцей. Но ведь и предки повинны в том, что породили… это!

Многие потомки знатных семейств превратились в отвратительный сброд. Каперед сейчас видел перед собой лишь результат наихудшей селекции, каким-то чудом уцелевший за прошедшие века.

Их общество не могло выжить, не должно было. Но выжило, это поражало и ужасало торговца.

— Что мы тут делаем?! Отвечай немедля!

— Ждем.

Ответ был лаконичным и без эмоций. Каперед скоро узнал, чего ждет его проводник.

Каперед не удивился, увидев группу людей, направляющихся к ним. Этот город населяли странные люди, но они не были лишены любопытства. Очередная группка — это вполне ожидаемо.

Ошибку свою он понял не сразу, потому что отличить магистрата от остальных граждан невозможно, если при нем нет инсигний. К гостю и его проводнику направлялся десяток человек, ведущих под руки старца. Как и все, он был обнажен, и почтение его возраста не вязалась с внешними проявлениями старости. Он походил на пьяного пана, которого под руки ведут сатиры. Не хватает только меха с вином и иных атрибутов.

Старец не имел бороды, брил волосы на голове и выщипывал брови. Его голова была гладкой, сморщенной и от того чуждой. Тело его вызывало отвращение — когда они подошли, Каперед смог рассмотреть следы не только старости, но и неумеренности этого человека.

Еда, питье и иные излишества оставили заметные, кровоточащие следы на его теле. Удивительно, что не пострадало лицо. Язвы покрывали всю его кожу, дряблая плоть покрыта старыми рубцами, мышцы и суставы старика разбухли. Он уже не мог двигаться самостоятельно, потому что подагра лишила его этой возможности. Огромный живот инородным наростом выступал на дряблом и тщедушном теле.

Видно, что в былые годы старик отличался силой. Но теперь он походил на слепленного из кусков разных тел кадавра.

Лишь неукротимый дух, зараженный проказой этого племени, заставлял гнилое, разбухшее и высохшее тело шевелиться. Голос старика подстать его внешности, менял тембр и тональность, ускорялся и замедлялся. Казалось, что старик уже не способен управлять собственными связками, словно тело отторгает дух.

— Ты привел чужака, Афелос. Чужак до сих пор не умерщвлен, тело его цело. В чем дело?

— Не будь ты поспешным, я бы объяснил цели свои, — человек замолчал, а затем тихо произнес: — Мефодон.

— Теперь чужак знает мое имя, — констатировал старик.

— Это слово потребуется ему, чтобы мы могли совершить перемещение.

— Перемещение?!

Каперед переводил взгляд с говорящих. Он понимал их слова, хоть и с трудом. Говорили они на таком архаичном языке, чье звучание давно не раздавалось среди людей. Теперь это язык письменности, который не читают вслух, чтобы посторонние не могли дознаться до тайн коллегии. Капереду он знаком, ведь он был первым лекарем дворца.

Но откуда эти дикари могут знать архаический язык?! Язык предков и прародителей. Они украли и его? Своими замаранными прелюбодеяниями ртами они используют язык славных предков! Каперед был в ярости, он выразил свой гнев, но никто не обратил внимания на чужака.

Смысл слов дикарей не дошел до сознания Капереда.

— Чем эта плоть лучше других? — спросил Мефодон.

— Его кровь чище тех бледных отпрысков змей, что поселились у наших границ. Его кровь станет лучшим вместилищем, ведь он потомок ушедших. Взгляни на эти письмена.

Этот человек, Афелос, использовал головы убитых им варваров, как поясные сумки. В пустых черепах хранились берестяные заметки Капереда.

Торговец замолк, увидев эти записи. Он и позабыл о них, увлеченный происходящим здесь. Он не понимал, что заставило дикаря взять их с собой. Нет сомнений, что варвар счел их заклятиями, сильным оружием.

Старик не взял протянутые записки; ни он, ни его свита не приближались к Афелосу. Прошедшие года, потраченные на разврат и чревоугодие, не испортили его зрения. В развернутой грамоте старик смог прочесть несколько фраз.

— Этот, — он указал на Капереда, — мог узнать его от потомков ушедших.

— Взгляни на него. Его лицо, его тело. Измельчала порода, смешавшись с Бледными и аборигенами тех земель, куда ушли наши братья и сестры.

— И среди Бледных можно найти вместилище. И они сношались с нами, и мы сношали их.

— Но это потомок. Его порода, его кровь — все это я вижу. Да и ты видишь, — пауза, — Мефодон.

До Капереда начал доходить смысл сказанного. Шок от понимания лишил его дара речи и способности к действиям. Из головы вышибло все мысли, она опустела и, да, стала походить на прекрасный сосуд для чего-то чужого. Или своего.

— Стоит попробовать, — сказал Афелос.

Он ожидал награды, но получил лишь избавление от цепей жизни. По незаметному жесту старика, его хранители набросились на Афелоса. Тот сопротивлялся отчаянно, двигался он столь же стремительно, как в прошлом, сражаясь с варварами. Но тогда он бился против простых людей, а сейчас — против своих собратьев. Лучше обученных, таких же сильных.

Его смерть была неминуема. Афелоса повалили на землю, принялись колотить затылком о благородный камень мостовой, пока плиты не окрасились кровью. Запахло железом. Запах осквернил древние руины.

Каперед не видел, что произошло потом. Он побежал от разыгравшейся в центре развалин трагедии. Прочь из этого города, прочь от безумия, поглотившего его! Но силы города были могущественней тех, которыми обладал человек, пришелец из нового времени.

Оглушив беглеца, граждане руинного города бросили его возле колодца. Каперед терял сознание, погружаясь во мрак и выплывая на поверхность. Он чувствовал холодный ветер, обжигающий его кожу, а затем погружался в теплые пучины забвения. Он открывал глаза и видел, как несут тело убитого к колодцу и сбрасывают туда. Закрывал глаза и видел, как мертвец растворяется во тьме. Его тело никогда не достигнет дна этой ямы, ведь дна у нее нет.

— Приведи в чувство этого, — услышал Каперед.

Но гул тьмы был сильнее, он не хотел выныривать на поверхность, ведь знал, что его не ждет ничего хорошего.