Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

Тот примчался, быстрый и взволнованный, с бледным лицом и горящими глазами.

— Ваше высочество!

Я огляделся по сторонам и сказал совсем тихо:

— Я постоянно слышу, что ваш конь не уступит моему в скорости…

Он вскрикнул шокированно:

— Ваше высочество! Если бы так было…

— Проверим, — сказал я. — Вам поручаю особое задание. Срочно мчитесь в Истанвил, это здешняя столица. Там, не привлекая к себе внимания посторонних, добейтесь срочной встречи с герцогом Блекмуром. Сообщите, что граф Дэниэл Чарльз сейчас у меня и договаривается о его пленении и свержении с трона.

Он слушал, прибалдев, наконец спросил шепотом:

— И… что?.. Зачем?

Я чуть поморщился, вот что значит, когда не послушные солдатики, а соратники, их надо сперва убедить, но зато такие выполнят приказ в любом случае, что бы и как им ни мешало.

— Лорды, предающие своего сюзерена, — сказал я, — не заслуживают, чтобы с ними вели дела.

Он воскликнул:

— Как это верно!.. Вы поступаете очень благородно, ваше высочество! Об этом будут петь…

Я прервал:

— Потому я, как сюзерен сюзерена, предупреждаю герцога об опасности.

Его лицо прояснилось, судорожно вздохнул и сказал светлым голосом:

— Понял! А сперва чего только не подумал. Вы блюститель самых благородных идеалов рыцарства!.. Так поступить с человеком, гнусно оскорбившим вас!..

— Это по–христиански, — сказал я строго.

Он покачал головой, глаза сияют небесным огнем, как у ангела.

— Нет, ваше высочество, — возразил он, — вы действуете не из жалости, а из высокого благородства! Вы правы, нельзя поощрять предательство, а также иметь дело с предавшими своего сюзерена!

— Идите, — сказал я сердито. — Скажите герцогу, что я рекомендую ему выйти через запасной ход, а потом либо укрыться в дальних крепостях, либо вообще уехать в соседнее королевство.

Он подумал, кивнул, лицо стало решительным.

— Все сделаю, ваше высочество!

— Торопись, дружище, — сказал я тепло. — Ты тоже… рыцарь! Исполненный. Да, исполненный.

Он унесся, очень довольный моим благородством, но Альбрехт хмыкнул и спросил мрачно:

— А на самом деле?

Я ответил в удивлении:

— Но я же объяснил…

— То ему, — возразил он, — а мне?

Я спросил недовольно:

— Разве мои объяснения не были убедительными?

Он кивнул:

— Даже очень. Я чуть не прослезился, когда вы рассказывали о своем благородстве, справедливости и чести. Почти поверил, правда! У вас же голос дрожал в нужных местах, а глаза сияли так чисто, так возвышенно, хоть ангела с вас рисуй.

— Ну–ну, — буркнул я. — А что я преследую на самом деле?

Он подумал, сказал несколько неуверенно:

— Знавая вашу злокозненность, изворотливость, лживость и недостойные благородного человека хитрости, однако весьма необходимые политику и государю, рискну предположить, что вам сейчас не с руки пленение герцога местными лордами.

— Почему?

Он пожал плечами:

— Пришлось бы с ними заключать договор, как с равными… почти союзниками. А это не позволит захватить все герцогство.

Я взглянул на него зло.

— Знаете, барон, мне придется к чему–нибудь придраться и… того, устранить вас. Вы слишком хорошо понимаете политику. Опасно даже. Но в данном случае все верно, раз уж мы сюда пришли, то герцогство нужно ликвидировать. Еще Барбаросса и Джон Большие Сапоги мечтали как–то разделить эти земли между своими королевствами…

Он сказал осторожно:

— Но… эти земли отделены от наших королевством Шателлен…

Я перехватил его прощупывающий взгляд, предостерегающе погрозил пальцем.

— Барон, барон… Я политик только с теми, кто этого заслуживает. Найтингейл мой друг, несмотря на разницу в возрасте и во всем прочем.

— Но как тогда?

— Думаю, — сказал я дипломатично, — Найтингейл не будет противиться постепенному вовлечению его королевства в наш общий рынок. Он реалист. Увидит несомненную выгоду…

— А с другой стороны, — добавил он ехидно, — увидит вашу армию нового типа.

Я сказал сердито:

— Сплюньте, барон! Даже слушать о таком не хочу.

— А что? Победоносная, даже всепобедоносная армия рейхсфюрста… Кстати, поправьте меня, если мне память изменяет, но вы, как мне показалось, ни разу даже не потребовали от герцога немедленной выдачи Ротильды Дрогонской!

Я изумился:

— Правда, что ль?

Он поморщился:

— Понимаю, Ротильда — основная карта герцога, он предпочел бы расстаться с нею в последний момент… но помню и то, что с вами едет настолько прелестная эльфийка, что даже я за сердце хватаюсь!

— Граф, — сказал я с тоской, — вы будете смеяться, но я целомудрен, как Иосиф в покоях жены фараона, как ее там… И Ротильда — это не брак, а деловое соглашение. Хотя догадываюсь, какие обо мне завистливые слухи.

Он сказал ядовито:

— Да не стесняйтесь! Рейхсфюрсту позволено все. Или почти все.

Я поморщился:

— Знаете, барон… простите, граф, что–то мне осточертели эти различные фюрсты. Есть такие заковыристые, язык сломаешь!

Он хмыкнул:

— И что придумали?

— А не пора ли ломать традиции? — спросил я. — Почему это меня, как куклу какую–то, обзывают, как хотят, надевают на голову короны фюрстов, выбирая подходящие на свой вкус?

Он насторожился, глаза сузились.

— Ну–ну, что в вашей голове?

— В этот раз, — сказал я решительно, — выберу себе титул сам!.. К примеру, принц!.. Звучит? Самому нравится… Нет, принц нельзя, принцем у нас будет маленький Родриго, сын Готфрида.

— А вы?

Я повел плечами:

— Эрцпринц! Красиво? То–то. Я ж эстэт! Кстати, эрцпринцу и позволено больше…