Елена Жаринова - Королева Риррел

Ниметоны, летящие к горам, остановились и снова начали кружить, не решаясь приблизиться к содрогающейся вершине. Я заметила, что ниметонов Ортега в небе не осталось, — зеленый огонь магов Воздуха оказался сильнее идера. Увидев улетающих бэй-тасанов, ниметоны бросились в погоню. Маги Воздуха поняли, что в их планы вмешалась какая-то непредвиденная сила. Вдогонку за прекрасными оранжевокрылыми ящерами взметнулись зеленые плети. Увы! Двоих бэй-тасанов они достигли, разбив о камни. Вместе с ящерами погибли и сестры, прижавшиеся к их спинам. Но остальные, в том числе и мой старый знакомый, поднимались все выше и выше, пока слой облаков не укрыл нас от ударов зеленым огнем. И вот в полынье между облаками я увидела, как вершина горы Оро стала медленно опускаться вниз, внутрь самой горы, — так смывает прибой детский домик из песка, выстроенный на берегу реки. И вместе с вершиной рушился храм, превращаясь в груду сверкающих осколков. Я видела, как хрустальный алтарь отразил в последний раз солнце, а потом прямо из него вырвался сноп голубого огня и унес осколки в разверзшуюся пропасть.

Алтарь Колон перестал существовать.

Когда грохот утих, Эстрил ослабил объятия, которыми не то укрывал меня от беды, не то хотел защититься сам. Я смогла оглядеться. Стая бэй-тасанов летела прочь от Алтумбров, от Аникодора. Вот уже бескрайняя синева океана показалась внизу… С нами поравнялся другой бэй-тасан. Взгляд его больших фиолетовых глаз показался мне знакомым. Позади его крыльев сидела Хэйсоа. Ее лицо было торжествующим, даже веселым.

— Ты знаешь, что у пророчества была третья часть? — сказала она. — «И рухнет алтарь Колон, и наступит в мире неведомое…» Подумать только, одни хотели возвращения Звезд — и я в том числе, другие, напротив, думали уничтожить Звездную силу… А исполнилась третья часть, о которой в наше время никто не знал — кроме детей короля Кольфиара. И теперь — кто знает, что будет теперь? А?

Мы с Эстрилом переглянулись. Бэй-тасан повернул к нам черный клюв и лукаво подмигнул. Я улыбнулась в ответ, помахала рукой солнцу, садившемуся за горизонт, и воскликнула:

— Да здравствует неведомое!

Вечер стоял теплый, ясный и безветренный. Солнечные лучи пронизывали резные кроны рощи, скользили солнечными зайчиками по ярко-зеленой траве. Пахло нагретой землей, спелыми плодами, близким морем, золотистой смолой. Две девочки гонялись за большой синей бабочкой с пунцовыми «глазками» на крыльях. Бабочка опускалась на цветок, а маленькие охотницы на цыпочках подкрадывались к ней, сложив ладошки. Но когда добыча уже почти была у них в руках, тень одной из девочек падала на цветок, и бабочка мгновенно вспархивала в воздух.

— Ласса! Риммина! — послышался звонкий женский голос.

Девочки посмотрели вслед улетающей бабочке и со всех ног побежали на зов.

За рощей простирались зеленые холмы. Ручьи, стекавшие с них, сливались в маленькие прозрачные озера, в которых плавали ярко-оранжевые цветы. Холмы окружали долину, защищая ее от ветров, которые иногда, зимой, дули с океана. Долгие-долгие годы эта долина зарастала высокой травой и дикими злаками. Но теперь здесь поселились люди и построили дом. Он был просторный и высокий, с каменными стенами и крышей из золотистой соломы. В таком доме могла бы свободно разместиться большая семья.

Позади дома был разбит небольшой огород. Две девочки сидели на корточках между грядками, наполняя корзинки вырванными сорняками. За огородом, на привязи, томилась бурая в белых пятнах корова, жующая жвачку. У ее ног бесстрашно клевали рассыпанное зерно толстые птицы с темно-красным оперением и длинными хвостами. На пороге дома стоял деревянный ушат, в нем плескалась только что принесенная вода из ручья. Колыхнулась красивая занавеска в дверях, и на пороге показалась молодая женщина.

Короткое светлое платье не скрывало загорелых рук и ног. Пышные волосы, отливающие золотом, были забраны в тяжелый узел, но непослушные пряди все равно вились вокруг лица, дышащего здоровьем и спокойствием. По щекам разливался ровный румянец, от которого еще ярче казались лучистые голубые глаза. Женщина зачерпнула воды из ушата и сполоснула лицо.

— Бегите руки мыть, непоседы. Ужин вас ждет.

Девочки, плеская друг на друга, нагнулись над ушатом.

— Мама, а кто сегодня готовил ужин? — спросила рыженькая Ласса. — Опять Рэйва? У нее всегда подгорают овощи!

— Сегодня готовила Роут, — ответила женщина. — А Рэйву позвали бэй-тасаны. Им нужна была какая-то помощь.

— А где папа, Шайса? — спросила серьезная темноволосая Риммина.

Женщина улыбнулась ей особенно нежно.

— Папа уже возвращается, милая. Прилетал Финимойто, он видел их с Готто на берегу. И сказал, что сети у них были полны рыбы. Ну что, умылись? Бегите за стол.

Шайса села на скамеечку у крыльца, вытирая влажные руки. Как сложно оказалось быть мамой этим таким не по годам взрослым девочкам!

Эстрил полетел за ними на спине Финимойто, еще не успев прийти в себя после событий на горе Оро. Шайса очень боялась отпускать его одного. Но после падения алтаря Колон силы стихий на Аникодоре иссякли. Все ниметоны, которые были в воздухе, рухнули на землю, ушли под воду куоты. У Аникодора теперь не было ни воздушного, ни морского флота. Все планы завоевания мира рухнули; стране предстояло научиться жить, не рассчитывая на древнюю магию. Начались беспорядки, и троги не спешили защищать Сенат: звание мага утратило былое значение. Одним словом, в эти дни происходили вещи и почуднее, чем ящер с оранжевыми крыльями, опустившийся возле детского приюта в Зламене.

Когда Эстрил снял со спины Финимойто перепуганных дочерей, Риммина спряталась за его спину, а Ласса доверчиво подошла к Шайсе и обняла ее. Как все-таки Ласса похожа на Эстрила! Она сразу стала называть Шайсу «мамой». А Риммина — нет. Но Шайса не настаивала. Хорошо, если Риммина будет считать ее доброй подругой. В последнее время она почти перестала дичиться, иногда заливалась веселым смехом… Время лечит всех на этом благословенном острове, недосягаемом ни для каких злых сил, если они еще остались в мире.

А девочки обрели здесь не только маму, но и «тетушек» — трое сестер из храма, включая Рэйву, пока оставались на острове и с радостью возились с ними. И, конечно, Роут, которая, увы, не могла иметь своих детей, но считала Лассу и Риммину родными. И Хэйсоа, которую они обе называли «бабушкой»… И все бэй-тасаны, приносившие им гостинцы издалека и осторожно катавшие над островом…

На порог вышла Роут — стройная, в длинном светло-голубом платье и ярко-синем тюрбане на голове. Она посмотрела против солнца, прикрыв глаза козырьком ладони.