Колин Мэлой - Подземелья Дикого леса

На щеке девочки тут же расцвели три ярко-красные полосы. Из глаз заструились слезы.

— Пожалуйста! — крикнула она.

— Поздно. — Лиса занесла ладонь, чтобы ударить снова.

«Пожалуйста».

И трава ответила. Тоненькие желтые язычки взвились и опутали руку Дарлы. В следующее мгновение тело лисы уже так густо оплели завитки травы, что она стала похожа на какой-то странный макет человеческой нервной системы. Дарла вскрикнула; трава начала подбираться к ее шее. Прю, изумленная развитием событий, кое-как выскользнула из-под придавившей ее тяжести и поползла к цели, которая оказалась всего в нескольких футах. Следы от когтей на плечах горели; рана на боку залила кровью одежду.

Ее внимание привлек треск рвущейся травы, и, обернувшись, она увидела, что Дарла почти освободилась от захвата. Это требовало огромных усилий; на лице убийцы застыло очень напряженное выражение. Прю посмотрела на землю у нее под ногами и подумала:

«Давай».

По команде трава ожила, обвилась вокруг лодыжек Дарлы и скользнула между пальцами. Кицунэ споткнулась, извергнув поток неразборчивых ругательств.

Тут вся свалка ожила и заполнилась голосами растений. Каждая соломенно-желтая травинка заговорила с Прю, звуки слились в единую какофонию. И все эти голоса ждали ее приказа. Ветка чертополоха цеплялась за бедра лисы; короткая травка обвивалась вокруг лодыжек. Заваленный кабинами грузовиков клен стряхнул с себя металлические остовы и принялся хлестать преследовательницу Прю ветвями. Снизу донесся ревущий вой, и земля начала разверзаться. Корни растений, давно похороненные под слоем мусора, освободились и направили все силы на уничтожение полуженщины-полулисы.

Стоя на мусорной свалке, среди грязи, луж и железного хлама, девочка руководила растениями, словно дирижер — оркестром.

Корни принялись затаскивать Дарлу под землю, и она завопила от ужаса и отчаяния.

И тут Прю осознала: она собирается убить эту женщину.

От ее неожиданного сомнения голоса растений озадаченно сбились. Прю, захваченная своей новообретенной силой, забылась. До нее только сейчас дошло, что растения под ее руководством собираются заживо похоронить Дарлу. И хотя это казалось единственно верным выходом, учитывая, что ее собственная жизнь висела на волоске, она все равно заколебалась. И это секундное колебание сбило ее. Девочка внезапно поняла, что больше не может различать гудящие голоса, и начала терять контроль над ними. Яростно рванувшись, Дарла освободилась от оков и снова двинулась к жертве.

Не успела Прю стряхнуть с себя оцепенение, как пальцы кицунэ уже сдавливали ей горло.

— Глупая девчонка. — Тварь обнажила длинные желтые клыки, запятнанные кровью. — Больше никакого колдовства.

— Пожалуйста! — пискнула Прю, опять пытаясь дозваться до растений, но в голове шумело и копошилось целое змеиное гнездо голосов, которые перекрикивали друг друга. Трава втянулась обратно под землю. Дерево глухо колыхалось на ветру. Она почувствовала, что теряет сознание.

На глаза опустилась темная вуаль. Мир исчезал. Боль утихла; все тело замерло и онемело. Шум в голове успокоился и превратился в тихий гул помех; Прю закрыла глаза.

И тут вдруг раздалось:

— ТУМ:

— ТУМ!

Эти два звука Прю никогда не забудет; они останутся вытравлены у нее в мозгу до самого последнего вздоха — который в тот день ей сделать было не суждено, как, впрочем, и в ближайшем будущем. Все же она запомнит эти звуки — и хоть ей никогда не приходилось видеть ничего подобного, но казалось, что именно с таким звуком втыкается в тяжелую, холодную тушу крюк мясника. Пальцы исчезли с горла девочки, и она бесформенной кучей рухнула на землю.

Открыв глаза, Прю увидела, что Дарла по-прежнему стоит над ней в угрожающей позе. Глаза ее — полуженщины-полулисы — закатились, и белки сверкали в темноте. Она удивленно и горестно ахнула. А потом оторвалась от земли.

За ней стоял очень большой — и очень сердитый — медведь, держа ее в воздухе в клещах золотых крюков, заменяющих ему лапы. Он откинул голову и издал громкий, выразительный рев. Дарла, корчась в цепкой хватке, пронзительно завопила. Проткнутое крюками тело задергалось в жестоких судорогах превращения. По лапам медведя струилась кровь и капала ему на морду; наконец, когда кицунэ содрогнулась в предсмертной агонии, медведь напряг огромные мышцы и отшвырнул ее прочь через мусорные горы. Тело с глухим стуком приземлилось на кучу тостеров.

— Мой цех! — воскликнул Антэнк страдальчески. — Он горит!

Оранжевые отблески пламени играли на его лице, придавая козлиной бородке мефистофелевский вид.

Казалось, он больше обеспокоен пожаром в цеху, чем стаей бешеных детей, которые освободились от цепей рабства и теперь неслись в его сторону. Роджер бдительно приглядывал за Каролем, которого по-прежнему окружали защитники-сироты. Дездемона льнула к мистеру Уигману. Тот, не теряя времени, привлек внимание грузчиков.

— Держать строй! — скомандовал он, и здоровяки подняли импровизированное оружие. Он даже как-то вел семинары по подавлению рабочих восстаний и теперь, можно сказать, чувствовал себя в своей среде. Тот факт, что восставшими были дети, его, казалось, совершенно не волновал.

— Вы хотите, чтобы мы… э-э-э… с ними дрались? — спросил один из грузчиков.

— Нет, по головке гладили, — ответил Уигман сердито. — Конечно дрались!

Дети сбились в кучку; Элси и Рэйчел схватили друг друга за плечи. И тут Марта с победным кличем дала первый залп войны: она подошла к одному из грузчиков, который отвлекся на приближающуюся толпу, и со всей силы пнула его в голень. Здоровяк опустил на нее тупой взгляд.

— Ты чего это? — спросил он. Тогда она пнула снова, уже в другую голень.

К этому моменту мятежные воспитанники интерната Антэнка добрались до стоящих на дороге и набросились на толпу с первобытным восторгом, сверкая зубами и размахивая руками. Грузчики пытались отразить нападение, не причиняя увечий; казалось, даже эти гиганты, по природе своей свирепые, понимали, насколько вся ситуация сомнительна с моральной точки зрения. Уигман же, со своей стороны, даже бровью не повел: когда на него набросился какой-то мальчишка, он схватил его за горло и опрокинул на землю. А потом, словно чтобы нагляднее выразить свое презрение, наступил несчастному пареньку на спину.

— Вот так, — заявил он, — нужно подавлять восстания.

И тут на него набросилась целая орава детей.

Марта, отважно надвинув неизменные очки, обхватила одного из грузчиков поперек живота, а Карл Ренквист нагнулся, чтобы подцепить его за ноги. Вскоре тот с воплем рухнул на землю. Они отобрали у него разводной ключ, и Марта принялась пинать по ногам ближайших здоровяков. К подобному проявлению насилия она, кажется, отнеслась со всем энтузиазмом.