Дэвид Геммел - Белый Волк

— При всем уважении, генерал, к нашей крепости ведут только четыре дороги, и все они в настоящее время охраняются. Нам доложат, когда враг будет замечен.

— Они придут, — повторил Бораниус, — и я убью Скилганнона. Это моя судьба.

— Ожоги все еще беспокоят вас?

— Лекарь хорошо потрудился. Боли я не чувствую. Распорядись убрать его тело из моих комнат, пока запах не пошел.

— Вы убили его? Но зачем?

— А почему бы и нет? Он мне больше не нужен. — Бораниус посмотрел в окно. — Вечером приведи в цитадель двадцать наших лучших бойцов, а прочих расставь на стенах. Они предупредят нас о приближении врага. Ступай, мне нужно еще поупражняться.

Морша, откланявшись, вернулся к себе вниз и снова просмотрел донесения. На дорогах наблюдалось весьма оживленное движение, что было обычно для этого времени года, когда многие горцы спускались в долину на заработки. С востока не сообщали ничего, и Моршу это не удивляло: с той стороны враг никак не мог появиться. Если отряд Друсса заметили у Халид-хана, то им, спускаясь с гор, пришлось бы сначала пройти мимо крепости. Тем не менее Морша заметил себе, что надо послать гонца и выяснить, почему ежедневное донесение не составлено. Может быть, восточная застава тоже дезертировала, подумал он и выругался вполголоса,

На дороге, ведущей в город, видели повозку, которой правила здоровенная старуха. Рядом на горных пони ехали пятеро детей, в повозке лежали меха. Это сообщение должно было повториться дважды: сначала с верхней заставы, затем с нижней, между крепостью и городом. Нижняя, однако, докладывала, что единственной замеченной повозкой правил старый калека, с которым ехали четыре женщины и дурачок, а в повозке сидели собаки.

Посмотрев, кем подписаны оба донесения, Морша направился в казарму. Первого солдата он нашел в харчевне и спросил, помнит ли тот груженную мехами повозку.

— Так точно. Странная семейка, но оружия у них не было, только меха.

— Почему странная?

— Да кто их знает? Солнце нам било прямо в глаза, когда они появились. Остановились сразу, без разговоров. Мы осмотрели повозку, убедились, что они безоружные, и пропустили.

— Что же все-таки показалось тебе странным?

— Не знаю, как и сказать. На миг у меня словно в глазах помутилось — из-за солнца, должно быть. И показалось мне, что из кучи мехов на меня смотрят два глаза. Подошел поближе — никаких глаз нету. Только и всего.

— Других повозок ты не видел?

— Нет, только эту. Вчера, около полудня.

Солдат, подписавший второе донесение, приехал в крепость лишь под вечер. Морша передал, чтобы тот сразу явился к нему. На вопрос Морши солдат ответил, что ничего особенного на дороге не видел.

— Старик-калека и четыре бабы, капитан. Еще мужик с ними, полудурок. Я его тоже сначала принял за бабу. Когда он заговорил, я глаза вытаращил. В толк не возьму, как я мог проглядеть его бороду.

— Почему ты решил, что он дурачок?

— Ну… он говорил так. Как все полоумные. Слов я не запомнил.

— А в повозке собаки ехали?

— Так точно. Сперва я подумал, что это шкуры, потыкал в них, и один пес на меня зарычал. Я так и шарахнулся.

— Ты был у самой повозки и не разглядел, что это собаки?

— Нет. Странно, если подумать. Солнце в глаза светило, плохо было видно.

— Когда проехала эта повозка?

— Вчера, после полудня,

Морша порылся в бумагах и нашел ту, где говорилось о появлении путников у храма. Разведчик-надир упоминал о большом бойцовом звере, Смешанном, сопровождавшем воина с топором.

— Я могу идти, капитан? Очень есть охота.

— Ты видел трех собак? Именно трех?

— Ну да.

— Подумай хорошенько. Ты услышал рычание и отскочил. Потом что было?

— Рычал тот, который впереди, а другие сидели за ним.

— Ты их по головам пересчитал?

— Да… то есть нет. Но их точно было не меньше трех. — С едой придется пока потерпеть. Седлай коня, бери запасного и скачи к Наклиану. Он с двадцатью людьми стережет горную дорогу. Пусть немедля возвращаются сюда. В повозке были не собаки и не куча мехов, как сказано в другом донесении. Это Смешанный, который путешествует с Друссом и Скилганноном. Враг уже здесь.

— С вашего позволения, вы ошибаетесь, капитан. Никаких бойцов там не было.

— Они едут из храма. Тебя околдовали, отвели тебе глаза. Потому и солнце показалось тебе таким ярким.

Солдат — новобранец, взятый из наашанской колонии в Мелликане, — растерялся.

— Но ведь их все равно совсем мало, разве нет?

— Да, но двое из них гораздо опаснее, чем ты способен вообразить.

— Это я понимаю, капитан. Про Друсса и Скилганнона много чего рассказывают. Но ведь крепость они все равно не возьмут? Если им нужен господин Железная Маска, они будут дожидаться, когда он уедет. Устроят засаду, ведь так?

— Я не могу предугадать, как они поступят, — признался Морша. — Я многие годы воевал против Скилганнона и усвоил одно: этот человек всегда найдет способ атаковать. Во всех сражениях первый ход делал он, а мы только отвечали. Учти, что войны выигрывает обычно тот, кто наступает, а не обороняется. Ты полагаешь, что шестеро человек не могут штурмовать крепость, и я согласен с тобой. Но то, что думаю я, не имеет значения — важно то, считает ли Скилганнон, что это возможно.

— Это просто безумие! Они все погибнут.

— Возможно, выжить для них не самое главное. Довольно препираться, солдат. Найди Наклиана, и пусть он со своими тут же возвращается назад.

Для Диагораса, следящего, как заходит солнце, не было дела главнее, чем выжить. Из рощи, где он стоял, крепость, до которой оставалось не более мили, выглядела весьма внушительной. Внешняя стена, правда, порядком разрушилась, но сама цитадель с амбразурами для лучников и укреплениями, с которых обычно бросают камни и льют горячую смолу, представлялась грозной и неприступной.

План Скилганнона был всем хорош — с теоретической точки зрения. С практической он казался просто убийственным. Осуществить требуемое и при этом уцелеть не было никакой возможности. Диагорас обвел взглядом остальных. Джаред с Нианом сидели в стороне. Джаред только что дал брату какой-то порошок от головной боли и теперь обнимал его за плечи, Гарианна, похоже, спала. Друсс и Скилганнон тихо разговаривали между собой. Большой серый зверь притулился рядом с Друссом. Диагорас все время твердил себе, что это Орасис, но никак не мог свыкнуться с этой мыслью. Орасис в годы их солдатской службы был веселым увальнем, предметом множества шуток, на которые никогда не обижался. А этот зверюга с клыкастой пастью и холодными янтарными глазами наводил на Диагораса дрожь. Спокойствие Друсса его поражало. Что, если зверь разъярится и набросится на них?