Роберт Говард - Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)

Он с готовностью принялся рассказывать о «замке» текултли. Как и остальной город, он был четырехэтажным, с башенками на крыше. Каждый ярус, или этаж, имел собственное имя; складывалось впечатление, будто жители Ксухотля придумали названия для каждой комнаты, коридора и этажа в своем городе подобно тому, как обитатели обычных городов именуют улицы и кварталы. В замке текултли этажи назывались, в порядке убывания, Ярус Орла, Ярус Гориллы, Ярус Тигра и Ярус Змеи. Ярус Орла был самым высоким, четвертым этажом.

– Кто такая Таскела? – поинтересовался Конан. – Жена Ольмека?

Текотль поежился и украдкой огляделся, прежде чем ответить.

– Нет. Она – Таскела! Она была женой Ксоталанка – женщиной, которую украл Текултли, что и стало причиной вражды.

– Что ты несешь? – возмутился Конан. – Эта женщина молода и красива. И ты хочешь сказать, что она была замужем еще пятьдесят лет назад?

– Да! Клянусь тебе! Она была взрослой женщиной уже в те времена, когда тлацитлане отправились в путь с берегов озера Зуад. Ведь Ксоталанк и его брат восстали и ушли в неизведанные земли после того, как король Стигии пожелал взять ее в наложницы. Она – ведьма, которая знает секрет вечной молодости.

– Как это? – спросил Конан.

Текотль вновь поежился.

– Не спрашивай меня! Я не смею говорить об этом! Это слишком грязная тайна, даже для Ксухотля!

И, приложив палец к губам, он выскользнул из комнаты.

Валерия расстегнула перевязь с мечом и положила его на кушетку. Она обратила внимание на то, что все двери снабжены засовами, и поинтересовалась, куда они ведут.

– Эти ведут в соседние комнаты, – ответила женщина, показывая на двери справа и слева. – Вот эта, – она кивнула на дверь, обшитую медными полосами, располагавшуюся напротив той, что выходила в коридор, – ведет в проход, в конце которого находится лестница в катакомбы. Не бойтесь, здесь с вами не случится ничего плохого.

– С чего ты взяла, что я боюсь? – отрезала Валерия. – Я всего лишь хочу знать, в какой гавани бросаю якорь. Нет, я не желаю, чтобы ты спала в ногах моей кушетки. Я не привыкла к тому, чтобы мне прислуживали, – во всяком случае, женщины. Ты можешь быть свободна.

Оставшись одна, пиратка задвинула засовы на всех дверях, сбросила сапожки и с удовлетворенным вздохом вытянулась на кушетке. Она представила себе Конана, отдыхающего в комнате напротив, но женское тщеславие требовало, чтобы он хмурился и злился, укладываясь в свою одинокую постель, и она злорадно улыбнулась, готовясь отойти ко сну.

Снаружи наступила ночь. В коридорах Ксухотля тлели зеленые огненные камни, похожие на глаза доисторических кошек. Где-то в верхушках темных башен стонал ветер, словно душа, не находящая упокоения. По сумрачным переходам, словно выпотрошенные тени, скользили смутно различимые силуэты.

Валерия проснулась, резко и словно от толчка. В сумеречном изумрудном свете над ней склонилась какая-то фигура. На мгновение девушке показалось, что призрак пришел к ней из ночного кошмара. Ей снилось, что она лежит на кушетке, а над ней покачивается гигантский черный цветок, такой большой, что лепестками заслоняет потолок. Его экзотический аромат окутал ее сознание, навевая приятную истому, которая была больше, чем сном. Она погружалась в пахучие неведомые глубины, когда что-то коснулось ее лица. Чувства Валерии настолько обострились, что это прикосновение показалось ей сильным ударом, вырвавшим ее из объятий сладкого блаженства. И тут она увидела, что над ней склонился не огромный черный цветок, а смуглая женщина.

Столь резкое пробуждение повлекло за собой гнев и мгновенную реакцию. Женщина стремительно повернулась, чтобы убежать, но не успела сделать и шага, как Валерия вскочила и схватила ее за руку. Еще мгновение та отчаянно сопротивлялась, словно дикая кошка, но потом сдалась, поняв, что гостья превосходит ее в физической силе. Пиратка рывком развернула женщину лицом к себе, свободной рукой взяла за подбородок и заставила взглянуть себе в глаза. Это оказалась угрюмая Ясала, служанка Таскелы.

– Какого дьявола ты здесь делаешь? Что тебе от меня нужно? А ну-ка, покажи, что у тебя в руке!

Женщина не ответила, а попыталась выбросить что-то. Валерия заломила ей руку за спину, и предмет упал на пол – большой черный экзотический цветок на изумрудно-зеленом стебле, огромный, как голова женщины, но крошечный по сравнению с тем, какой привиделся ей во сне.

– Черный лотос! – сквозь зубы прошипела Валерия. – Цветок, чей аромат навевает глубокий сон. Ты пыталась одурманить меня! Если бы ты случайно не коснулась лепестками моего лица, то… Кстати, зачем ты это сделала? Что это за шутки?

Ясала хранила угрюмое молчание, и Валерия, выругавшись, потянула ей руку вверх, заставляя опуститься на колени.

– Отвечай, или я сломаю тебе руку!

Ясала извивалась от боли, когда Валерия заломила ей кисть руки кверху, к лопаткам, но вместо ответа лишь яростно затрясла головой.

– Стерва!

Валерия оттолкнула служанку от себя, и та простерлась на полу. Пиратка свирепо смотрела на ее неподвижную фигуру. Страх и воспоминания о горящих глазах Таскелы зашевелились у нее в подсознании, пробуждая к жизни звериный инстинкт самосохранения. Это были испорченные и вырождающиеся люди; от них можно ожидать любой непристойности и извращения. Но Валерия чувствовала, что все не так просто и что за всем этим скрывается нечто ужасное, что нельзя объяснить одной лишь дегенерацией. На нее вдруг нахлынули страх и отвращение к этому безумному городу. Его обитателей нельзя было назвать ни нормальными, ни здравомыслящими; она начала сомневаться даже в том, а являются ли они вообще людьми. В глазах у всех горело безумие – у всех, за исключением Таскелы, в безжалостных и загадочных глазах которой мелькали тени тайного знания, которое было страшнее безумия.

Валерия подняла голову и прислушалась. В коридорах Ксухотля царила глубокая тишина; город словно вымер. Зеленые камни заливали комнату мертвенным светом, в котором жутко поблескивали глаза женщины, лежавшей на полу. Валерию вдруг охватила паника, и последние капли милосердия испарились в ее ожесточенной душе.

– Почему ты хотела одурманить меня? – прошипела она, схватив женщину за волосы и запрокинув ей голову, чтобы взглянуть в ее безжизненные глаза с длинными ресницами. – Тебя прислала Таскела?

Никакого ответа. Валерия выругалась и отвесила женщине пощечину, а потом еще одну. Звуки ударов эхом раскатились по комнате, но служанка и не думала просить пощады.

– Почему ты не кричишь? – гневно выдохнула Валерия. – Или ты боишься, что кто-нибудь тебя услышит? Кого ты страшишься? Таскелы? Ольмека? Конана?

Ясала хранила молчание. Она скорчилась на полу, глядя на Валерию горящими глазами василиска. Упрямое молчание неизменно порождает гнев. Валерия повернулась и оторвала несколько шнуров от ближайшего гобелена.

– Ты, угрюмая стерва! – сквозь зубы прошипела она. – Сейчас я раздену тебя догола, привяжу к этой кушетке и начну пороть, пока ты не скажешь мне, что ты здесь делала и кто тебя прислал!

Ясала не проронила ни слова и даже не пыталась сопротивляться, когда Валерия выполнила первую часть своей угрозы с яростью, которую лишь разжигало тупое упрямство пленницы. Затем в комнате какое-то время слышался лишь свист рассекаемого воздуха да шлепки тугих шелковых шнуров, впивающихся в обнаженную плоть. Ясала не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело ее извивалось и вздрагивало от ритмичных ударов, а голова бессильно моталась из стороны в сторону. Она закусила нижнюю губу, и по подбородку потекла тоненькая струйка крови. Но она ни разу не вскрикнула.

Мягкие шнуры почти беззвучно впивались в дрожащую плоть пленницы; раздавался резкий щелчок, и на коже появлялась красная полоса. Валерия вкладывала в каждый удар импровизированного кнута всю силу рук, безжалостность, приобретенную в жизни, в которой боль и пытки считались обычным делом, и циничную изобретательность, которую только может проявить одна женщина по отношению к другой. Так что в физическом и психологическом плане Ясале доставалось намного сильнее, чем если бы хлыстом орудовал мужчина, каким бы сильным он ни был.

В конце концов именно женский цинизм и сломал Ясалу.

С губ ее сорвался негромкий стон, и Валерия сделала паузу, откинув со лба взмокшую прядь золотистых волос.

– Ну, ты будешь говорить? – спросила она. – Если понадобится, я могу пороть тебя всю ночь!

– Пощади! – прошептала женщина. – Я все скажу.

Валерия перерезала веревки, связывающие ей руки и ноги, и подняла пленницу на ноги. Ясала мешком осела на ложе, опираясь на руку и морщась от боли, вызванной прикосновением исхлестанной кожи к кушетке. Служанку била крупная дрожь.

– Вина! – взмолилась она пересохшими губами, и дрожащей рукой показала на золотой кувшин на столе слоновой кости. – Дай мне напиться. Я ослабела от боли. А потом я расскажу тебе все.