Райчел Мид - Безмолвная

Чуть дальше главный солдат разговаривает с одним из пленных с плато. Солдат издает все те же непонятные звуки, а пленный жадно всматривается в его лицо. Я решаю, что это тот человек, который умеет читать по губам. Спустя несколько мгновений, он поворачивается и обращается к группе Ли Вэя, пользуясь тем же языком жестов, на котором говорила Нуань:

«Они отправляют вас в шахты работать. Говорят, что, если вы будете достаточно усердны, вам сохранят жизнь».

Хотя его жесты сообщают одно, выражение лица говорит совсем о другом. Остальные пленные это замечают.

«Это действительно так?» – спрашивает Ли Вэй.

Мужчина чуть колеблется, а потом отвечает:

«Наверное, нет. Но разве у нас есть выбор?»

Я поворачиваюсь к той группе, в которой оказалась. Нас окружили солдаты, но в меньшем количестве, чем у группы Ли Вэя. Нас не сковали. Раз мы слабее, в нас, кажется, видят меньшую угрозу. Понимая, что наступил решающий момент, я обращаюсь к нескольким женщинам, стоящим за Чжан Цзин. Я стараюсь как можно незаметнее двигать руками, чтобы не привлекать внимания солдат. По-моему, нас почти никто из них не понимает, но я не хочу рисковать.

«Внимание! – говорю я. – Есть способ спасти всех нас, но участвовать должны все. По моему сигналу вам всем надо закричать».

Одна из женщин смотрит на меня, как на сумасшедшую.

«Закричать?» – переспрашивает она.

Ее винить нельзя. Хотя мы постоянно издаем непроизвольные вскрики и вопли (и сейчас вокруг меня раздается немало печальных звуков), мои соотечественники не делают этого преднамеренно. Ведь когда кто-то издает крик, остальные его не слышат. Это – остаточный инстинкт, что-то, что мы действительно делаем в моменты сильных эмоций. Больше ничего в этом нет… Вернее – не было до этой минуты.

«Да, – повторяю я. – Закричать. Завопить. Выпустить свою боль. Вам всем надо сделать это одновременно, и сделать… – Я чуть приостанавливаюсь, вспомнив, что мне надо облечь это в такие слова, которые будут им понятны. – …Вам надо сделать это с большой напряженностью. Помните колебания, которые вы ощущаете в горле? Вам надо постараться, чтобы они получились очень сильными. Пусть ваше горло… дрожит как можно сильнее. Вы меня поняли?»

Они смотрят на меня с недоумением, но какая-то малышка смело выходит вперед:

«Я поняла».

Мать оттаскивает ее обратно и спрашивает:

«Зачем? Что это может дать? Мы пропали!»

«Нет! – твердо заявляю я. – Не пропали. Я не могу объяснить, что именно это даст, но поверьте: это поможет. Это наша главная надежда на спасение… Но нам необходимо действовать сообща».

Я прохожу по толпе, повторяя те же указания. Мне видно, что на дальней стороне поляны Ли Вэй делает то же самое, стараясь действовать осторожно и не привлекать внимания стражи. Похоже, его слова встречают так же. Большинство поселян испуганы и не верят, что столь странным способом можно будет чего-то добиться. И в то же время люди отчаялись и не видят никакой надежды, и потому готовы ухватиться за любой предложенный шанс, даже самый эфемерный.

«Поверьте мне, – повторяю я чуть ли не в сотый раз. – Это поможет, если мы сделаем это все вместе. Вложите в это все свои чувства – всю надежду и страх, все свои сомнения и веру».

Кажется, выбранные мною слова действуют на женщину, к которой я сейчас обратилась. Она кивает, смаргивая с ресниц слезы. Наверное, эмоции – это единственное, что у нее сейчас осталось… Она только и может, что выразить их в крике, пусть даже сама его не услышит. Отворачиваясь от нее, я проверяю, не пропустила ли кого-то в нашей группе, и боковым зрением замечаю стремительные движения рук. Пожилая женщина в костюме поставщика яростно говорит знаками:

«Это она! Фэй! Та, которая все это начала!» – объявляет она. Кое-кто рядом с ней вздрагивает и смотрит на меня с явным узнаванием.

«Да неужели? – осведомляется другая женщина. – А по-моему, это давным-давно начал город».

«Это если верить ее вранью! – восклицает первая. – Позовите сюда охрану! Они наверняка ее ищут. Если мы ее выдадим, они всех остальных отпустят!»

«Вы что, потеряли еще и остатки разума? – возмущаюсь я. – Они никого из нас не отпустят! Они собираются заставить нас всех работать до самой смерти, чтобы добыть весь металл. Они начинают с самых сильных, которые стоят вон там. Когда их не станет, нас заставят работать вместо них. Этот план – крикнуть всем как один – наша единственная надежда!»

Но та женщина, которая первой меня узнала, больше не обращает на меня внимания. Когда ей не удается найти других сторонников, она сама идет за кем-то из солдат. Отыскав одного, она дергает его за рукав и делает знаки, которых тот не понимает. Он раздраженно отпихивает ее, но она не сдается и, прибегнув к более простым знакам, указывает на меня в толпе. Солдат недоуменно на меня смотрит. Он не понимает, почему она меня выделила, но теперь я перестаю быть незаметной для солдат. Я хотела оставаться неузнанной, но такой возможности у меня больше нет. Солдат углубляется в толпу женщин и начинает пробираться ко мне.

Я перевожу взгляд на площадку перед шахтой и ищу взглядом Ли Вэя и его группу. Их уже повели ко входу в шахту, и я вижу, что Ли Вэй тоже на меня смотрит.

«Это надо делать сейчас», – говорит он мне, высоко вскинув руки.

Я согласно киваю и поворачиваюсь к Чжан Цзин. Тот солдат уже почти до нас добрался.

«Пора! – объявляю я, складывая знаки высоко и четко. – Пора! Кричите все!»

Сначала я слышу только свой собственный голос. Я вкладываю в него все свои чувства – все, что так долго держала в себе. В моем крике – любовь к Чжан Цзин, тревога за Ли Вэя, моя тоска по родителям, мой страх за наш поселок. Звук вибрирует не только у меня в горле, а во всем теле, прогоняя через него волны эмоций. Я ощущаю его на всех уровнях, всеми моими чувствами, а потом слышу новый крик, повторяющий мой собственный. Это Чжан Цзин подает голос, которого не может слышать, наполняя его таким же накалом чувств, как и тот, что обжигает меня. Рядом с ней начинает кричать еще одна женщина. А потом еще одна. И еще.

Солдат останавливается и растерянно озирается. Он забывает обо мне, пытаясь понять, что происходит. Другие солдаты, охраняющие пленных, тоже недоумевают. Звук распространяется от одного человека к другому, и в моей группе, и в группе Ли Вэя. Для тех из нас, кто может слышать, это впечатляет и рвет душу. Мои соотечественники даже не подозревают, сколько горя они изливают.

У себя в груди я ощущаю слабый, трепещущий контакт, и мое возбуждение усиливается. У нас получается! Нас слышат! Я вскидываю руки и сигнализирую окружающим:

«Еще! Еще! Сделайте его интенсивнее: усильте вибрацию! Передайте другим!»

Люди передают друг другу мои слова: они проносятся по толпе. Глядя поверх голов тех, кто стоит рядом со мной, я различаю Ли Вэя, который тоже подбадривает всех вокруг себя. Голоса становятся громче, и я тоже кричу, зову того бисю, что избрал меня и помог мне. Я ощущаю новый сильный рывок в груди, однако других признаков успеха не вижу.

А вот солдаты начинают реагировать. Они не понимают, что происходит, но это им не нравится. Они начинают что-то говорить нам, повторяют один и тот же приказ. Я предполагаю, что они требуют молчания. Пленники не слушаются их – по крайней мере, поначалу – и продолжают крик. Это приводит некоторых солдат в ярость, и они начинают применять силу. Один из солдат поблизости от меня отвешивает какой-то женщине такую оплеуху, что она падает на колени. Кое-кто рядом с ней испуганно замолкает.

Я кричу еще громче, чтобы компенсировать это, призываю остальных делать то же, и тот контакт во мне разгорается сильнее. Он настолько мощный, что буквально рвется на волю. Он все крепнет и крепнет, а потом внезапно словно исчезает. Это похоже на то, как мыльный пузырь все увеличивался в размере перед тем, как лопнуть. Я не понимаю, что случилось, но только на мгновение прерываюсь, а потом снова кричу, еще громче.

Окружающие начинают терять надежду: и от того, что не видят результатов, и из-за зверств солдат. Те заставляют пленных замолчать любыми способами, раздавая удары и сшибая с ног. Неподалеку от меня вскрикивает старик: солдат повалил его на землю и с силой ударил ногой. Этого достаточно, чтобы окружающие испугались и замолкли, а вот я игнорирую опасность и не желаю сдаваться. Я не боюсь того, что они могут со мной сделать.

Чжан Цзин гордо стоит рядом со мной и громко кричит, но когда подбежавший солдат сшибает ее с ног, она на мгновение смолкает. Я быстро присаживаюсь рядом с ней и прекращаю крик: я слишком за нее тревожусь.

«Ты как?» – спрашиваю я у нее.

Она мотает головой, отталкивает мои руки и открывает рот, чтобы снова закричать. Тот же солдат, который ее повалил, теперь сильно бьет ее по затылку, чтобы заставить замолкнуть. Я вскакиваю на ноги и загораживаю ее собой, чтобы побои достались мне. Однако прежде чем что-то еще происходит, к нам подбегает та женщина, которая опознала меня недавно. Она отчаянно размахивает руками и указывает на меня. Этот солдат ее не понимает, но к нам стремительно подходит другой, не сводя с меня жесткого взгляда. Он мне незнаком, но он явно понял, кто я такая.