Джо Аберкромби - Полкороля

– Мужи Гетланда! – воскликнул он. – Вам известно, кто я! Я – Ярви, сын Атрика! – И единственным пальцем на левой ладони он указал на Одема. – Вон то предательское существо попыталось отнять у меня Черный престол, но боги не потерпят на нем самозванца! – Он ткнул себя в грудь. – Государь Гетланда, ваш законный король вернулся!

– Бабья кукла? – плюнул в его сторону Одем. – Половинка короля? Владыка всея убогих калек?

Прежде чем Ярви успел что-нибудь крикнуть в ответ, его схватила за плечо и отодвинула в сторону сильная рука. Ничто шагнул мимо него, отстегивая ремешок шлема.

– Нет, – сказал он. – Законный король. – И снял шлем с головы и швырнул на пол, и тот, звонко гремя, покатился по Залу Богов.

Ничто обрезал свои косматые лохмы до короткой седоватой поросли, начисто сбрил кустистую бороду. Взгляду открылись резкие, безжалостные черты угловатого лица – поломанного и сросшегося тверже прежнего, огрубелого от труда и непогоды, в отметинах и шрамах от боев и побоев. Оборванец, кожа да кости, исчез, и на его месте стоял воин из железа и дуба. Только глаза, голубые и глубоко засевшие в глазницах, были все те же.

В них по-прежнему горел тот самый огонь, на грани безумия. Полыхал как никогда жарко.

И Ярви вдруг потерял уверенность, что за человек сейчас перед ним – тот, с кем он дрался, с кем путешествовал, с кем ночевал. Перестал понимать, что же такое он привел с собой в Гетландскую цитадель, прямо к Черному престолу.

Охваченный внезапным сомнением, Ярви растерянно оглядел зал. Молодые гетландские бойцы по-прежнему непокорно роптали. Но с людьми постарше при виде лица Ничто произошла необъяснимая перемена.

Отвисли челюсти, задрожали клинки, глаза расширились, и на некоторых проступили слезинки. Божба слетала с перекошенных губ. Одем побледнел еще сильней, чем при первом взгляде на Ярви. Смертной бледностью человека, который зрит гибель сотворенного мироздания.

– Что за колдовство? – прошептал Ральф, но у Ярви не имелось ответа.

Посох эльфийского металла выскользнул из поникших пальцев матери Гундринг и стукнулся об пол. Эхо от удара гасло, перетекая в удушливую тишину.

– Атиль, – негромко ахнула она.

– Да. – И Ничто обратил безумную улыбку к Одему. – Удачно встретились, братец.

И стоило этому имени прозвучать, как до Ярви дошло, насколько эти двое мужчин похожи, и мороз пробрал его до кончиков пальцев.

Его дядя Атиль, чье несравненное умение до сих пор с восторгом поминали воины на боевых упражнениях. Чье тело утопленника так и не выбросили соленые воды. Чей курган так и высился пустым над бичуемыми ветром дюнами.

Дядя Атиль стоял за него все эти месяцы.

Дядя Атиль встал сейчас перед ним.

– Это расплата, – сказал Ничто. Сказал Атиль. И сделал шаг вперед с мечом в руке.

– В Зале Богов нельзя проливать кровь! – заголосила мать Гундринг.

Атиль лишь улыбнулся.

– О моя служительница, ничто не любо богам так, как кровь. Где же еще проливать ее, как не здесь?

– Убейте его! – заверещал Одем, всякое спокойствие в его голосе исчезло – вот только никто не бросился выполнять приказ. Никто не проронил даже слова. – Я – ваш король!

Но власть – вещица хрупкая. Медленно, осторожно, словно по воле единого разума, воины одновременно попятились и встали полукругом.

– На Черном престоле сидят в одиночку, – промолвил Атиль, зыркнув на пустое кресло на помосте.

У Одема задергались скулы, когда он обвел взглядом мрачные лица обступивших его: своей стражи и головорезов-наемников, матери Гундринг и Ярви, и, наконец, Атиля, столь схожее с его лицом, но пережившее двадцать лет нескочаемых ужасов. Он презрительно фыркнул и сплюнул под ноги брату на священные плиты.

– Значит, так тому и быть. – И Одем, в сердцах оттолкнув оруженосца, выхватил у него свой щит – золоченый, с искристыми драгоценными камнями по краю.

Ральф подал свой щит, но Ничто покачал головой.

– В свой черед пригодится и дерево, но теперь слово за сталью. – И взмахнул клинком – тем самым, обыкновенным, который пронес через просторы и глушь. Отточенная сталь просияла морозным блеском.

– Тебя долго не было, брат. – Одем поднял свой меч, выкованный для отца Ярви, с золотой рукоятью и навершием слоновой кости. По зеркально-гладкому клинку сбегали приносящие удачу руны. – Давай-ка обнимемся.

Он метнулся вперед с таким скорпионьим проворством, что Ярви успел только охнуть и отшатнуться назад, уклоняясь от стремительных движений дяди. Одем хлестнул мечом в выпаде, затем снова, вверх, вниз, с придыханием нанося удары, способные разрубить человека надвое. Но каким бы быстрым и смертоносным он ни был, брат был быстрее. Как дымок в бешеный шквал, Атиль порхал, крутился, изворачивался – и светлая сталь кромсала воздух, не наградив его ни одним поцелуем.

– А помнишь, как мы в последний раз попрощались? – спросил Атиль, оттанцовывая в сторону. – В бурю, на носу отцовского корабля? Как я насмехался над штормом, с верными братьями за спиной?

– Тебя никогда не заботило ничего, кроме своего смеха! – Одем снова напал, рубя слева и справа. Его охрана, стоя настороже, вовремя отступила. Но Атиль откатился невредим, даже не подняв меча.

– За это вы с Атриком и бросили меня в соленые волны? Или ему захотелось отнять мое первородство? Чтоб тебе потом отнять уже у него?

– Черный престол – мой! – Меч Одема превратился в сверкающую дугу над его головой. Но Атиль поймал его своим, и раздался оглушительный звон. Он ухватился за Одемов щит, и на миг дядья Ярви оказались сцеплены вместе, под скрежет клинков. А потом Атиль наклонил плечо и дернул щит кверху – окованный край треснул Одема в челюсть. Атиль крутанул другим плечом и отбросил Одема прочь – стукнув каблуками по камню, тот повалился на стоявших сзади бойцов.

Его оттолкнули, и Одем нырнул за щит, но Атиль просто стоял в центре круга.

– Но я не утонул, хоть мой пустой курган и высится над дюнами. Работорговцы подобрали меня в море и сделали бойцом в невольничьих ямах. И за все эти годы во тьме, на потеху пьяным от крови животным, я убил девяносто девять человек. – Атиль прислонил к уху палец и на мгновение опять превратился в Ничто. – Иногда я слышу их шепот. А ты слышишь их шепот, Одем?

– Ты спятил! – сплюнул кровавыми губами Одем.

Но Атиль лишь ухмыльнулся шире.

– А иначе-то как? За сотую победу мне посулили свободу, но обманули и продали снова. – Одем обходил его кругом, припав в охотничью стойку, щит поднят, от веса посеребренной кольчуги на лбу выступил пот. Атиль стоял прямо, ничуть не запыхавшись, меч вольготно покачивался в руке. – Я стал рабом-воином, потом рабом-гребцом, а потом… ничем. Дюжину горестных лет я простоял на коленях. Удобное место, чтобы как следует поразмыслить.

– Вот о чем поразмысли! – Одем, отплевываясь кровью, снова напал, вскинулся в ложном выпаде и со свистом рубанул под углом. Но Атиль размашисто отразил его меч, и взмах клинка обрушился на каменный пол, высекая искры – Зал Богов наполнило эхо, от которого раскалывались уши.

Одем выдохнул, оступился, потрясенный силой удара, и Атиль шагнул вбок и с ужасающей точностью полоснул его по руке – над щитом, чуть выше инкрустированной гранатами кромки.

Одем взвыл, роскошный деревянный круг соскользнул с поникшей левой руки, и кровь уже закапала на него с обвислых пальцев. Король поднял на Атиля выпученные глаза. – Среди нас троих я был лучшим! Я должен был стать королем! В Атрике не было ничего, кроме жестокости, в тебе – ничего, кроме гордыни!

– Твоя правда. – Атиль посмурнел, бережно обтерев обе стороны меча об рукав. – И за это боги сурово меня наказали. Знал бы ты, Одем, какие они мне преподали уроки! А теперь они послали меня преподать кое-что и тебе. Боги возводят в короли не того, кто лучше. А того, кто родился первым. – Он кивнул на Ярви. – И наш племянник был прав по поводу одной вещи. Они не потерпят самозванца на Черном престоле.

Атиль показал зубы и громко прошипел:

– Он – мой.

Он прыгнул вперед, и Одем встретил его рычанием. Клинки схлестнулись – раз, другой, быстрее, чем Ярви мог уследить. Третий удар Атиль направил вскользь, понизу, и зацепил ногу брата, когда тот отскакивал назад. Одем снова взревел. Морщась, он обхватил колено и не падал лишь потому, что опирался мечом, как клюкой.

– Перед тобой открывается Последняя дверь, – объявил Атиль.

Одем обрел равновесие, грудь тяжело вздымалась, и Ярви увидел, что серебристая кольчуга на бедре покраснела. Быстро текущая кровь проложила русло от сапога по стыкам между камнями пола.

– Я знаю. – Одем вскинул голову. Из уголка его глаза выкатилась слеза, оставив след на щеке. – Последняя дверь не запиралась за моим плечом все эти годы. – И, полувсхрапнув-полувсхлипнув, он со звоном отбросил меч в темноту. – С того самого дня, с того шторма.