Терри Пратчетт - Незримые Академики

– Звиняйте, сэр, – сказал Боров, озираясь, – некоторых из моих парней я бы по доброй воле не выбрал, если понимаете. Но я с ними хорошенько поговорю.

– По-моему, до них дойдет, если одновременно вы постучите по ним кувалдой, мистер Боров. Они позорят футбол. И вы также меня поняли, мистер Шноббс?

– Я думаю, надо продолжать, сэр. Пока есть жизнь, есть и надежда.

– И я тоже хотел бы верить, что никто не умрет, хотя подозреваю, дополнительное время вы попросили в надежде, что мистер Навроде научится играть в футбол. Но я боюсь, что этому суждено статься, когда рак на горе свистнет.

– Да, сэр, но не могли бы вы… – начал Боров.

– Мистер Боров, я свое сказал. Я судья и сейчас следующий после бога.

«Я следующий после бога», – прозвучало эхом. Но тише и отчетливей. Бывший декан оглянулся.

– Что? Кто-то что-то сказал?

«Я следующий после бога». И послышалось нечто вроде «бом». Но ведь он по-прежнему держал мяч в руках, не так ли? Декан посмотрел, чтобы убедиться. У него разыгралось воображение или в воздухе действительно витало что-то такое? Что-то такое… в воздухе… серебряный оттенок ясного зимнего дня…

Трев, ожидая решения, развлекался невероятно трясучим бегом на месте. Когда он поднял глаза, то увидел Энди Шенка, который за ним наблюдал.

– Твою старушку мать удар бы хватил, – бодро заметил тот.

– Я тебя знаю, Энди, – устало сказал Трев. – Знаю, какой ты. Ты, типа, загоняешь какого-нибудь бедолагу в угол и жмешь, чтоб он слетел с катушек и начал ссору первым. Только я так просто не куплюсь, Энди.

– Да, вижу. Тебя уже с потрохами купили.

– Говори что хочешь, я не слушаю.

– А по-моему, слушаешь.

Трев опять вздохнул.

– Я за тобой наблюдал. Ты и твои дружки, блин, первые мастера наподдать башмаком, когда судья не смотрит, а если он не смотрит, значит, ничего не поделает.

Энди понизил голос:

– Ну, с тобой я кое-что могу поделать, Трев. Отсюда ты своими ногами не выйдешь, помяни мое слово. Тебя вынесут.

Послышался свисток, а за ним неизбежное «КТО НЕ ПРИНЕС ФОРМУ, БУДЕТ ИГРАТЬ В ТРУСАХ!».

– Конец игре, – сказал бывший декан, и стороны столкнулись. Энди вынырнул из свалки, гоня перед собой мяч, а его непочетная стража бежала по бокам.

Думминг Тупс, видя их приближение, очень быстро прикинул в уме многое – скорость, направление ветра и вероятность того, что его в буквальном смысле втопчут в землю. В любом случае он таки предпринял попытку – и остался лежать на спине. Как выразился редактор «Таймс», посреди ужаса, смятения и отчаяния лишь одинокий защитник – Натт – стоял на пути «Юнайтед», которые уже торжествовали победу…

За спиной Натта послышался рев. Он не посмел обернуться, но кто-то вскочил на верхушку ворот, так что они затряслись, потом спрыгнул и, воздев огромный мозолистый палец, дал понять, что помощь мистера Натта больше не требуется. На губах библиотекаря запеклась зеленая пена, зато в глазах горел огонь.

По словам редактора «Таймс», дальше произошло следующее:

«Ничуть, казалось, не смущенный возвращением знаменитого университетского дикаря, Шенк предпринял очередную попытку забить победный гол, но библиотекарь перехватил мяч одной рукой и с легкостью запустил на половину «Юнайтед». Поскольку на кону стояло многое, за мячом бросились все, кто находился на поле, точь-в-точь компания мальчишек, которые дерутся в канаве за классическую жестянку. Однако мистер Шноббс – как нам известно, не родственник – сумел освободить местечко и дал злополучному мистеру Навроде еще один шанс последовать по отцовским стопам. Но юный Трев промахнулся, по нашим подсчетам, примерно на полдюйма, и мяч перехватил Большой Парень Чарли Бартон, который тут же с кашлем рухнул наземь, подавившись, как выяснилось, огромным куском пирога, который он засунул в рот, чтобы освободить руки».

– Должно быть по-другому! – сказала Гленда, и эта мысль эхом отозвалась в ее голове: «Должно быть по-другому». – Трев обязан выиграть, других вариантов просто нет.

И голос отозвался снова. Бывает ли эхо в голове? «Академики» ведь обречены на поражение, не так ли? Они проиграют, потому что Энди умеет нарушать правила».

Правила.

«Я и есть правила».

Гленда огляделась, но, не считая доктора и его стонущих – или, в случае Чудакулли, бранящихся – пациентов, поблизости не было никого, кроме Джульетты, которая наблюдала за игрой со своей обычной слабой улыбкой.

«Я и есть цель», – произнес тихий голос из ниоткуда.

– Ты слышала? – спросила Гленда.

– Че? – Джульетта обернулась, и Гленда увидела, что подруга плачет.

– Трев проиграет.

«Я и есть мяч».

На сей раз голос прозвучал из кармана, и Гленда вытащила старую жестянку.

Когда доктор Газон с ворчанием заспешил по полю к павшему Чарли (как выразился редактор «Таймс»), Гленда последовала за ним и столкнулась с мистером Шноббсом.

– Если вам дороги чашка чая и кусок пирога, мистер Шноббс, пните мяч ко мне. Вы меня точно заметите, потому что я буду вопить и вести себя как полная дура. Сделайте то, что я говорю, ясно?

«Сделай то, что она говорит, ясно?» – повторило эхо.

– И что вы сделаете? Бросите мяч обратно?

– Ну да, типа того, – ответила Гленда.

– И что толку?

– Мы выиграем матч. Помните правило номер двести два?

Она оставила мистера Шноббса ломать голову, а сама заспешила к миссис Уитлоу и группе поддержки, которую, впрочем, и саму сейчас стоило поддержать.

– Давайте устроим нашим парням шоу повеселее, – предложила она. – Согласна, Джульетта?

Джульетта, которая послушно следовала по пятам, ответила:

– Да, Гленда.

«Да, Гленда». Вот оно опять. Одна фраза, два голоса.

Миссис Уитлоу была не из тех, кто подчиняется приказам с Ночной Кухни, но Гленда склонилась к ней и шепнула:

– Специальная просьба аркканцлера.

Воскрешение Большого Парня Бартона оказалось задачей не из легких: сунуть ему два пальца в глотку нашлось еще меньше желающих, чем в случае с библиотекарем. А потому потребовалось немало времени на то, чтобы очистить его изнутри и привести в порядок снаружи.

Когда судья велел игрокам вернуться на места, подбежала запыхавшаяся Гленда и протянула ему листок бумаги.

– Это что?

– Правила, сэр. Видите, одно из них я обвела.

Он посмотрел на листок и небрежно заметил:

– По-моему, чушь какая-то.

– Нет, сэр, если прочитать вдумчиво. Это правила, сэр.

Аркканцлер Генри пожал плечами и сунул листок в карман.

Слугобраз Шноббс мельком взглянул на Гленду, которая смотрелась по-бунтарски неуместно среди группы поддержки. Было хорошо известно, что она щедра к друзьям и лучше всех в университете умеет заваривать чай. Речь шла не о футболе, а о горячей чашке чая и, возможно, пончике. Поэтому Шноббс склонился к Натту.

– Гленда велела вспомнить правило двести два.

Натт просиял.

– Отличная идея. Ну, разумеется. Она просила вас выбить мяч с поля?

– Точно. Мы что, собираемся сжульничать? – уточнил Шноббс.

– Нет, мы собираемся придерживаться правил. Порой это лучше, чем жульничать.

Шноббсу выпала подходящая возможность, когда Боров сделал на диво неудачный пас. Кажется, он стоял близко, когда Гленда разговаривала со слугобразом? И, кажется, он сказал: «Давай, парень»? Да, похоже на то. Шноббс пинком отправил мяч прямо к девушкам, и Гленда перехватила его и засунула под юбку миссис Уитлоу.

– Вы ничего не видели, девочки, вы ничего не видели, и никого не слушайте, ясно?

Под крики и свист толпы она вытащила из сумочки жестянку и воздела ее в воздух.

– Мяч утерян! Замена! – прокричала Гленда и бросила жестянку слугобразу Шноббсу, который немедленно сделал пас Натту. Прежде чем кто-нибудь успел шевельнуться, жестянка с тихим «бом» приземлилась на мысок башмака Трева…

Редактор «Таймс» писал:

«Нас заверили, что в день матча волшебство использоваться не будет, и не мое дело спорить с почтенными представителями Незримого Университета. Ваш корреспондент может лишь сказать, что Тревор Навроде послал «мяч», вопреки всем ожиданиям, к воротам «Академиков», где он стоял, явственно ожидая атаки разъяренных «Юнайтед». То, что за этим последовало, – по мнению вашего корреспондента, не просто гол, а кара и возмездие. Этот гол во второй раз вписал имя Навроде в анналы футбольной истории, потому что Тревор, знаменитый сын знаменитого отца, размазал «Юнайтед», вытер ими пол, а потом повторил на бис. Он бежал. Уворачивался. Иногда делал пас точнехонько в сторону защитника «Юнайтед», который внезапно обнаруживал, что мяч летит совсем в другую сторону – именно туда, где, как по заказу, находился Навроде. Он дразнил противников. Играл с ними. Заставлял их сталкиваться, когда они одновременно бросались к мячу, который необъяснимым образом оказывался не там, где они ожидали. И какое же облегчение испытали наиболее стойкие игроки «Юнайтед», когда Навроде наконец сжалился и перебросил мяч через голову запасного вратаря, Микки Пулфорда (из «Бродяг с Огромной улицы»), прямо в сетку, где он описал круг и вернулся точнехонько к ногам Навроде. Тишина…»