Елена Чернышева - Волчье племя

— Смысл есть. У волколюда ведь две жизни: волчья и человеческая. В волчьем облике убьешь его — человеком возродится! Убьешь человека — волк восстанет и в Лес уйдет! А если сжечь — то тут уж ничего не остается… Мы и мертвых их жжем. Князь охотникам клич бросил, щедро платить обещал за каждого волколюда, чью голову и лапы ему, князю, в мешке привезут! Затем он их жжет… Кто-то говорит — глупое суеверие, как ни убьешь, дескать, все равно больше не встанет! А старики говорят — возрождаются волколюды. И я верю! Нелюди они… Колдуны! Если та девка из княжьих подвалов смогла уйти, то, значит, после смерти возродиться им — что плюнуть!

— Есть в этом что-то! — заметил Брикций. — Интересно, как стать волколюдом?

— А тебе зачем? — насторожился Иссахар.

— Так жизнь-то у нас с тобой какая опасная! Того гляди — подстрелят или зарежут! Так что умение после смерти вновь возрождаться, пусть даже в волчьем образе, мне не помешало бы!

— Глупый ты какой! — рассердился Иссахар. — Я бы даже шутить так не стал! По мне — лучше умереть, но до конца человеком оставаться!

— А чего хорошего в человеческом бытии? — вздохнул Брикций. — Все это скука, тлен и суета…

…Они уже приближались к Гелону. Уже виднелись вдали, на холме, белые городские стены: столицу от возможных внешних врагов охраняла все-таки каменная крепость. И вот тут-то, в последнем на пути к Гелону сельце, Ронан и его спутники впервые воочию узрели волколюда!

Их внимание привлекла беснующаяся толпа людей, вооруженных вилами, кольями и факелами, — казалось, все сельцо сошлось сюда, на крайний двор, к большому, ладному дому, украшенному двумя веселыми петушками на коньке. Мужчины ругались, женщины голосили, дети визжали… Подъехав ближе, Ронан заметил тюки соломы, передаваемые из рук в руки: их подбрасывали под стены дома. Какой-то мужик тянул из хлева упирающуюся корову, девочки-подростки ловили кур и гусей…

И на лицах у всех толпящихся здесь было выражение какого-то злобного торжества. Даже у детей, мечущихся под ногами вооруженных взрослых.

Ронан направил коня прямо в толпу.

— Не надо, не вмешивайся! Что тебе за дело? — крикнул вслед ему Славен.

«Если бы я никогда ни во что не вмешивался, ты не пришел бы ко мне на поклон, просить о помощи! Вся моя слава на том стоит, что я вмешивался во все, до чего мне, собственно, не было дела!» — подумал Ронан, поглаживая рукоять меча. Не любил он людей с таки выражением на лицах. Здесь пахло расправой… Здесь бесновалась толпа! А Ронан очень не любил, когда люди вот так сходились против кого-то или чего-то и становились толпой — в толпе нет места чувствам, разуму, справедливости! — люди, сбившиеся в толпу, способны совершить любую гнусность, то, на что никто из них сам по себе и не осмелился бы! Потому что за действия толпы некому отвечать… После они просто разойдутся по домам. И каждый будет винить другого…

На крыльце дома испуганно жались друг к другу трое малых девчушек, цеплялись за платье красивой, стройной женщины: на ней не было ни платка, ни наголовника, недлинные — до плеч — темные волосы растрепаны… Перед ней, закрывая ее и девочек, бессильно сжав кулаки, стоял мальчик лет десяти — из разбитого носа текла кровь, он ее поминутно слизывал с губ… А перед крыльцом, никого к нему не пуская, последним отчаянным усилием удерживая на расстоянии озверевшую толпу, врос в землю крупный бородатый мужчина: он бешено вращал над головой остро отточенным широким бердышем, готовясь опустить его на голову любого, кто сделает хотя бы лишний шаг к крыльцу!

— Что здесь происходит? — тихо и сурово спросил Ронан.

Толпа испуганно отхлынула — воин все-таки, чужестранец, на коне! — и Ронан смог подъехать к самому крыльцу. Мужчина с бердышем, тяжело дыша, смотрел на Ронана расширенными от отчаяния глазами: он готов был умереть, но не подпустить к своей семье!

Из толпы внезапно вылетела тощая старуха с узким щучьим лицом и, резко ткнув пальцем в сторону женщины на крыльце, взвизгнула:

— Ведьма!

Толпа ликующе взревела и двинулась вперед. Свистнул бердыш, едва не срубив старухе руку. Ронан выхватил меч и взмахнул им над головой:

— Стоять! Зарублю!

— Ведьма она! Волколюдка! Нелюди! Сжечь! Сжечь! — завывали в толпе.

— Молчать! — взревел Ронан и указал мечом на старуху. — А ты говори! С чего взяла, что она — ведьма?

— Мы давно догадывались! Больно уж у них все ладно! И дети больно здоровые да ласковые, и работают все они больно хорошо и без устали, и хозяйство больно крепкое, и дом — полная чаша, а лет с десять, когда Некрас с княжьей службы вернулся и ее с собой привез, у них ничего не было, одна избенка покосившаяся Некрасу от родителей осталась! И за десять лет всего — так отстроились!

— Так ты ж сама говорила: работают без устали! — удивился Ронан. — Еще бы не отстроиться!

— Живут они так, будто все им в радость! И мужик ее не бьет, а только все сильнее любит! Умереть за свою нелюдь готов! Мы же сказали ему: против тебя, Некрас, зла не держим, отдай нам только волчицу свою со зверенышами, мы уж душу отведем, а сам — иди на все четыре стороны! А он — умереть за нее готов! Сразу видно — ведьма, раз так приворожила мужика!

— Никто не знал, откуда он привез ее! И родные никогда ее не навещали, и сама к родным гостить не ездила! — вторили из толпы.

— И коровы у них самые молочные! И куры лучше чем у других несутся!

— А я гляжу сегодня: жнет и жнет, жнет и жнет, солнце уж высоко, с меня — седьмой пот скатил, а она, ведьма, жнет и поет еще! Ну, я подошла, сорвала с нее платок, а у нее — уши острые! Волколюдка! Волчиха! Мы прямо там порешить ее хотели, и порешили бы, если бы не мальчишка ее, волченок кусачий!

— Так, хватит, мне все понятно! — угрюмо сказал Ронан и оглядел толпу. — Кто у вас здесь главный?

— Староста, но его нету, в столицу, за ратниками поскакал, боится без княжьего разрешения ведьму с детенышами пожечь! Да только в этом-то мы и без старосты, и без князя, и без ратников управимся! Сожжем — больше не поднимется порчу на добрых людей наводить!

— А что, навела на кого-нибудь? — заинтересовался подъехавший Брикций.

— Навела! Навела! — истошно завопила какая-то женщина. — На моего мужа порчу навела, ведьма! Он как увидел ее в первый раз, тогда еще, десять лет назад, с тех пор и сохнет, а теперь — окончательно разум потерял: вместе со старостой поехал за ратниками!

— А ты спрашиваешь, Ронан, за что я баб не люблю! — расхохотался Брикций. — И детишек малых не пожалеет, лишь бы красивую соперницу извести!

Ронан слез с коня и двинулся к крыльцу. Толпа затаила дыхание… Некрас, судорожно стиснув древко бердыша, следил за каждым шагом чужеземца.