Мария Боталова - В оковах льда

– Джаяр, не надо. Что ты делаешь?

– Собираюсь. Я ухожу. Здесь мне больше делать нечего.

Заметив валяющиеся между кроватью и шкафом штаны, мужчина направился к ним. По-прежнему пребывая в шоке, я метнулась ему наперерез и с мольбой, чувствуя, как по щекам бегут слезы, воскликнула:

– Джаяр, пожалуйста, не надо! Выслушай меня, я не хотела ничего плохого. Я не хотела тебя подчинять, всего лишь…

Однако при слове «подчинять» Джаяр снова взревел, оттолкнул мою руку, которой я попыталась схватить его за плечо, поднял штаны и с размаху швырнул в сумку.

– Джаяр, не надо, только не уходи, – взмолилась я, однако мужчина не слушал. Собрав вещи, он взял сумку, закинул за спину и быстрым шагом направился к выходу. Я бросилась за ним, в отчаянии вцепилась в широкое запястье, пытаясь удержать Джаяра и захлебываясь слезами. – Нет-нет, не оставляй меня, пожалуйста! Я все объясню, Джаяр, я…

– Прекрати, – отмахнулся мужчина и, с отвращением кривясь, высвободил запястье.

При этом он не так уж сильно меня толкнул, но, отступая назад, я споткнулась о порог и, неуклюже взмахнув руками, упала. Джаяр остановился за дверью, неохотно обернулся.

– Ты – эвис. Я тебя ненавижу.

Слова Джаяра ударили, будто пощечина, на мгновение лишив воздуха, но самым страшным был его взгляд. Взгляд, полный ненависти. Искренняя, всепоглощающая, не рассуждающая ненависть горела в его глазах, выжигая всякую надежду и любые слова.

Не простит. Не выслушает. Ненавидит.

Он ушел, а я так и сидела на полу, продолжая смотреть прямо перед собой. Слезы текли бесконечным потоком, в груди росла удушливая боль. Она колюче копошилась, царапалась, раздирала на части, будто превратилась в неукротимого зверя и теперь пыталась вырваться на свободу. Кусая губы до крови, с трудом сдерживая крик, я скребла отросшими коготками по полу и мотала головой, отказываясь верить в происходящее. Джаяр, неужели он ушел, неужели оставил меня, не позволил объяснить? Я всего лишь хотела ему помочь. Помочь! Боги, как больно!

Не в силах больше терпеть, я вскочила на ноги, подняла с полу злосчастную книгу по арэйнологии и, натыкаясь на углы из-за слез, мутной пеленой застилающих глаза, помчалась к себе в комнату. Я бежала, готовая взорваться от бури сумасшедших эмоций, от дикой, нестерпимой боли, от мысленного крика, который в любое мгновение мог перерасти в настоящий. «Только не кричать, только не кричать, – уговаривала себя, отчаянно кусая губы, – нельзя, чтобы пришел Гихес».

Плотно захлопнув дверь за собой, швырнула книгу на тумбу, туда, где лежала вторая. Ненавижу, как же я ненавижу эвисов и свое происхождение! Как ненавижу себя – за то, что существую, за то, что посмела придумать столь кощунственную идею, за то, что предложила Джаяру! И какая разница, если я не собиралась его подчинять? Какая разница, если хотела помочь? Применить к нему силу эвиса! Да, я эвис – теперь он в этом убедился, теперь имеет право равнять с остальными, имеет право ненавидеть!

Как недавно с отвращением Джаяр смотрел на меня, сейчас я так же смотрела на книги, будто именно они были виной всему произошедшему. А может, два несчастных томика по арэйнологии стали для меня символом всего связанного с эвисами – не знаю, я плохо соображала, но в этот момент ощутила жгучую необходимость их уничтожить. Усилием воли заставила разгореться на ладонях два маленьких огненных шара и со злостью метнула их в книги.

– Itere navi vaht dawe, – четко произнесла я на языке, понятном стихиям, что в переводе на всеобщий означало «Сожги только эти книги». Даже не обратила внимания, что впервые самостоятельно составила заклинание на основе изученных слов, желая сейчас лишь одного – спалить, уничтожить доказательство моей вины, моей сопричастности эвисам!

Подчиняясь приказу, огонь радостно взялся за книги. Стали темнеть, съеживаться обложки, превращаясь в некрасивые морщинистые корки. Повалил дым, затопляя комнату едкими клубами, яростно заполыхали хрупкие страницы, искрясь и треща, пламя взмыло вверх. Я закашлялась, поспешила к окну и, прикрывая лицо рукавом, в спешке отворила ставни. Свежий воздух обдал меня осенним холодком, а затем весь дым резко хлынул к окну, заставив посторониться, чтобы не наглотаться еще больше удушливой гадости. Я взглянула на тумбу – остатки книг быстро догорали, оставляя после себя серо-коричневый пепел и совершенно гладкую, неповрежденную, даже не потрескавшуюся от жара лакированную поверхность. Однако вид этот не принес облегчения – наоборот, во мне сильнее закипала ярость, в неистовстве металась внутри, пыталась найти выход и не находила. Я сжала кулаки, почувствовала, как длинные коготки впились в ладонь, причиняя острую боль, но она не сумела отрезвить разум от застилающей его клокочущей ненависти. Может, мне и себя сжечь за то, что я эвис?! Может, тогда арэйнам станет чуточку лучше, а Джаяр сумеет найти в жизни хоть какую-то радость? Ненавижу!

Стараясь не закричать, я сжала зубы, с силой топнула ногой, махнула рукой по подоконнику, оставляя на нем глубокие борозды от когтей и тонкие полосы крови из пораненных во вспышке ярости ладоней. Да, я виновата, признаю! Но почему он не захотел меня выслушать? Пусть в моей идее не было ничего, что могло нести угрозу свободе Джаяра, я бы не стала настаивать, я бы отказалась от мыслей о заклинании, если бы только он согласился со мной поговорить! Зачем он ушел?! Так быстро, так легко отрекся от меня и от нас? Оттолкнул, бросил одну и даже не позволил ничего исправить! Как он мог?!

Я упала на кровать и, вцепившись пальцами в подушку, горько разревелась.

Не знаю, как долго я плакала – слезы не заканчивались, рыдания не прекращались, растягивая минуты на часы, а часы сокращая до секунд. Восприятие смазалось, сознание погрузилось в странный туман, то цепенея, то раскачиваясь на воздушных волнах, и только слезы, бесконечные слезы оставались неизменными. Кажется, в какой-то момент ко мне зашел Тилар, неодобрительно качнул головой, закрыл широко распахнутое окно и, решив пока не вмешиваться, покинул комнату, даже на тренировку вечернюю не позвал. Я не обратила внимания ни на парня, ни на поднос с едой, им же поставленный на столике чуть позднее. Горькое разочарование душило меня и проливалось потоком жгучих слез, нестерпимая боль царапала, выворачивала душу наизнанку. Никогда еще мне не было так плохо, никогда я не испытывала столь сильных, столь мучительных эмоций! Они подчиняли себе разум, лишали возможности мыслить, заполняя до предела, расползаясь черным, беспросветным пятном.

К тому времени, когда за окном стемнело, а голова, ставшая жертвой мигрени, готова была расколоться на тысячи осколков, я наконец провалилась в спасительное забытье. Правда, блаженная пустота окутывала меня недолго – вскоре я ощутила подозрительную легкость во всем теле и вдруг уткнулась лицом во что-то более твердое, нежели воздух или подушка. Открыв глаза, сначала я обратила внимание на то, что нет ни припухлости после долгих слез, ни противного чувства, будто под веки насыпали песок, и уже только потом заметила, что прямо перед носом мелькает слегка мерцающая синим стена. Я удивленно моргнула, от неожиданности дернулась в сторону и, перекувырнувшись в воздухе, врезалась уже в настоящую стену, ибо, как выяснилось, изначально висела под потолком, носом в него упираясь. Ясно, я снова оказалась в Синем Мире в виде сгустка Эфира.